Дорога неровная
Шрифт:
Позднее, спустя годы, через свои собственные переживания и страдания, пытаясь проанализировать, понять и оценить привязанность матери к Смирнову, Шура поняла, что именно ее матери, самой, казалось бы, незадачливой и несчастной из всех детей Ефимовны, был дан самый большой человеческий талант — любить, понимать, прощать. Она и творческими способностями была не обижена, но ее душа, придавленная бедностью и заботами о семье, не могла расправить крылья, потому что Павла не обладала достаточной силой воли, чтобы реализовать их. Она была по натуре не борец и просто плыла по течению жизни, безропотно принимая ее удары и подарки, считая, что — судьбу
Не поняли они сразу и то, что Шурка, в отличие от матери, не желала мириться с пословицей: не родись красивой, а родись счастливой. Никогда, как бы плохо не было Шурке-Шуре-Александре Павловне, она не кляла судьбу, не злобилась, наперекор мнению других считала себя счастливой. И в этом было ее отличие от матери: Павла безропотно подчинялась судьбе, Александра постоянно боролась, противостояла проклятию прабабки-староверки. Она твердо верила в свою звезду, пусть тусклую, едва пока заметную, но не потухшую, и светить год от года, верилось Шурке, она будет все ярче.
На следующий день Шурка уехала из Альфинска, чтобы не обострять и без того напряженные отношения с родней, тем более что и Лида рассердилась на Шурку, что нагрубила Зое.
— И ничего не нагрубила, — возразила Шурка сестре. — Я просто правду сказала. И вообще никогда маму в обиду не дам, — потом подумала и закончила свою мысль, — и отца в обиду тоже не дам, какой бы он ни был. Ты это тоже учти.
Словом, как когда-то родня не понимала Павлу, так теперь не понимала ее младшую дочь, которая обладала непонятной им внутренней силой, гораздо большей, чем Павла, способностью противостоять жизненным невзгодам, имея на все свою точку зрения. И привычка Зои оценивать себя в превосходной степени не позволила правильно понять характер младшей племянницы. Это непонимание в последствии развело Шуру с тетушками в разные стороны так далеко, что они практически стали чужими друг другу.
И лишь один человек увидел истинную Шурку, ту скрытую пружину ее души, которая не видна была другим — бригадир их строительной бригады, новая старшая пионервожатая школы — Эрна. Она ничего не знала о семье Шурки, о тайне ее рождения, и что тайна та тяжким камнем лежит на душе девчонки. Просто за внешней сдержанностью она разглядела ее чистую душу и природную порядочность, когда человек не предаст свои идеалы, не обманет, не поступит против совести. Говорила и держалась Эрна с Шуркой, как с равной, хотя была ее старше на шесть лет.
Эрна приворожила Шурку песнями, звонким и красивым сопрано. А однажды они зашли в тир, который был напротив школы, и Эрна из десяти выстрелов не промазала ни одного, чем окончательно покорила Шурку, потому она сразу и навсегда прилегла сердцем к Эрне: было у них нечто общее, неуловимое, что притягивает друг к другу две человеческих души. Наверное, именно так и зарождается дружба, когда вдруг люди начинают безоглядно верить друг другу, когда готовы идти вместе в огонь и воду. По крайне мере Шурка именно это ощутила, познакомившись с Эрной. Она запросто забегала к Эрне, жившей в большом добротном доме на улице Калинина со своей тетей Маргаритой Федоровной, которая в их школе вела немецкий язык. И, наблюдая отношения Эрны с родными, по-хорошему завидовала, сожалея, что нет у нее с тетушками такого взаимопонимания, как у Эрны с Маргаритой Федоровной.
Возле их дома росла
Большеглазая, светловолосая, со спокойной улыбкой на миловидном лице, Эрна стала для Шурки больше, чем другом. Она открыла, сама того не подозревая, в Шурке для Шурки же способность к самостоятельности, вселила в нее веру, что она талантлива — действительно, Шурка неплохо рисовала. Она распознала самый главный Шуркин талант — простую человеческую порядочность и душевную доброту, способность понимать другого человека, беззлобность и умение прощать. Шурка, получив пощечину, вовсе не подставляла другую щеку, она умела защищаться, но на добро отвечала добром вдвойне. Наверное, именно потому, когда начались школьные занятия, Эрна неожиданно предложила:
— Шур, возьми тетин класс, поработай отрядной вожатой.
Шурка изумленно уставилась на Эрну: не ослышалась ли? Потом сказала:
— Да не смогу я! Там же половина ребят — мои одногодки.
И это, в самом деле, так, потому что многие из них жили на одной с Шуркой улице, со всеми она знакома, и просто не представляла, как вдруг станет у них вожатой. Тем более что это — седьмой класс, когда уже забывалось волнение от вступления в пионеры, когда пионерские заповеди начисто выветривались из головы, а пионерские галстуки мальчишки прятали в карман, оказывались за стенами школы. И не пионерская работа, не сбор макулатуры и металлолома были в голове у семиклассников. Они уже влюблялись и дружили друг с другом. Днем сбегали с уроков на детские фильмы, покупая билеты по десять копеек, а вечерами пытались, напустив на себя взрослый вид, прошмыгнуть мимо строгих контролерш на киносеанс «детям до шестнадцати лет воспрещается». Шурка про это прекрасно знала, потому что ее от седьмого класса отделяли всего лишь три месяца летних каникул.
— Я не смогу, — повторила Шурка, хотя не хотелось обижать Эрну отказом. А та рассмеялась:
— Не волнуйся: сможешь, да еще как! Соглашайся, у тебя все получится. А кроме ребят с вашей улицы, там половина городских, — в двух тавдинских школах-десятилетках учились и выпускники школ-восьмилеток, которые не поступали в профтехучилище или местный техникум. А когда в стране было принято всеобщее десятилетнее среднее образование, то и все, за редким исключением, оставались в школе.
— Сможешь, — уверенно сказала Эрна, и Шура смогла, да так развернула работу в своем отряде — ее к тому же выбрали еще и в школьный комитет комсомола, где она возглавила пионерский сектор — что следующей весной отряд семиклассников третьей школы в соревновании пионерских отрядов завоевал третье место по городу. Это было так неожиданно и нетипично (семиклассники обычно игнорировали пионерскую работу), что Шуру Дружникову, как лучшую отрядную вожатую города, наградили бесплатной путевкой в российский пионерско-комсомольский лагерь «Орленок», который был подобен всемирно известному «Артеку», только находился не в Крыму, а на кавказском побережье Черного моря неподалеку от Туапсе.