Дорога правды
Шрифт:
Дома он говорил со мной по-другому – шептал успокаивающие слова, которые тогда были мне так необходимы и которые казались мне такими искренними. Он передвигался по кухне своей косолапой походкой и едва слышны были его шаги, когда он подошел и, подняв мой подбородок, поднес ко мне трубку. Она была горячей, и от нее странно пахло, но дедушка сказал, что это лекарство, которое мне следует вдохнуть, чтобы я скорее выздоровела.
– Врачи не знают, что делают, а я знаю, – он вставил трубку между моих раскрытых детских губ и велел вдохнуть. – Я вылечу тебя, я обязательно тебя вылечу.
«Вот же, он помогает мне, в нем еще есть капля добра», – мелькнуло в голове, и я вдохнула.
После этого «лекарства», которое дал мне Джон, лучше сразу не стало, я все так же находилась в бреду, лежала и проваливалась
Второй такой случай произошел в более старшем возрасте, но я смогла позаботиться о себе сама. Мне было пятнадцать, когда я провалилась в неглубоком месте реки, прямо у берега. Тонкий лед треснул из-за моей невнимательности, стоило мне ступить на него, подбираясь немного ближе к укатившемуся манку. Вымокнув насквозь, я никак не могла сориентироваться и дойти до дома. В тот момент в голове крутилась мысль лишь о том, что я точно упаду в сугроб, если споткнусь, и меня задерут звери, либо я замерзну насмерть, чего мне очень хотелось назло дедушке, чтобы тот помучался и понял, что совершил ошибку, когда вел себя так по отношению ко мне… Но я брала себя в руки и продолжала идти.
В тот день я застала Джона выпивающим с незнакомыми для меня людьми в гостиной, окутанной теплом пламени из камина. Их было человек пять, гораздо больше народу, чем обычно, но мне было все равно. Во рту одного из них была точно такая же «лечебная» трубка, которую давал мне дедушка. Я запомнила ее, но вот человек, который точно так же вдыхал дым, не выглядел больным – напротив, он был бодр и улыбался. Только взгляд, которым он оглядел меня, был неприятным: скользким и липким, словно он залез ко мне под кожу и разглядывает меня изнутри. Я не выдержала и отвела глаза. Пусть это и стало обыденностью , но искры обиды вспыхивали в груди . Несправедливо, что тот спокойно сидел вместе с друзьями, выпивая, и не задумывался ни на миг, где сейчас девочка, почему она вернулась так поздно. В таком состоянии он был более мягок и сговорчив, но опасаться его все же стоило. Так же, как и всегда, он просто кинул на меня остекленевший от выпитого виски взгляд и продолжил обсуждение с «новыми» знакомыми. Я знала, что заболею, но была рада тому, что все пальцы остались при мне и не отмерзли по дороге. Сколько бы я не отогревала ноги в горячей воде и не пила горячий чай с лимоном и корнем имбиря, это было бесполезно, я заболела. К тому моменту, как дедушка заметил мое отсутствие и невыполнение утренней работы, он явился в мою комнату и был не так милостив, как в первый раз. Начались ругань и оскорбления в мою сторону, он сказал, что я неблагодарная и делаю все это специально, чтобы пропустить домашние пропустить домашние дела, а после этого хлопнул дверью. Сквозь полудрему я понимала: мне никто не поможет.
Вечером, после еще нескольких «приятных» визитов Джона в мою комнату с бранью и неприязнью, которая становилась в какой-то момент все агрессивнее, а его вид не давал и надежды на понимание, он все же ушел ненадолго в лес, чтобы проверить капканы и ловушки на мелкую дичь. Которые, как ни прискорбно, – всегда были важнее, но, благодаря этому, у меня был примерно час, чтобы осуществить свой план. Вот только сил, чтобы встать с кровати, у меня не было, и при каждой попытке голова гудела, я находилась словно в густом тумане, руки и ноги были как чужие, но и остаться было нельзя. Кое-как, медленно ступая к гостиной, где должен был лежать домашний телефон, я старалась держаться за стену и не упасть. В моей голове всплывал лишь один номер, который дедушка великодушно велел мне запомнить – номер Арнольда, но мне разрешалось совершать звонки лишь в тот момент, когда Джон не мог ответить, а нужно было срочно отдать готовый заказ. Такие звонки я совершала не более трех-четырех раз в месяц. Бывало, что Арнольд мог даже изредка между делом спросить, как у меня дела, и я одним кратким ответом всегда говорила одно и
Горло саднило при каждом сглатывании, а конечности, словно сахарная вата, казалось, еще немного, и повалят меня на пол. Уже почти добравшись до места назначения, я прислушалась, чтобы удостовериться – дедушка не решил остаться или вернуться неожиданно домой. Ни того, ни другого, я решила, не произошло. Помню, как я взяла в руки телефон и уже поднесла трубку к уху, даже успела сказать несколько слов, навроде: «Больница… Пожалуйста…»
Как вдруг… Резкий рывок назад, и телефон отлетает прямо на пол, где продолжает лежать до следующего дня. Не понимаю до сих пор, как я упустила тот момент, когда дедушка успел вернуться в дом, а я не услышала его приближающихся шагов. Через переднюю дверь он не заходил, я бы точно его увидела, но задняя старая дверь, ведущая во двор, была закрыта на замок. Неужели он так бесшумно сидел в кладовке?
Даже сквозь полузабытье, могу легко вспомнить его бешенный взгляд и слова, которые он повторял будто в истерике..
– Мелкая дрянь, ты звонила в полицию? Ты вызвала сюда копов? Они приедут… Точно, да, я уверен, что ты это сделала, точно уверен. Девчонка, я же говорил им… Так нельзя, а ты, ты все испортила, надо было… Надо было меня слушать! – этот безумный монолог не заканчивался, а старик в это время ходил по комнате и даже засунул палец в рот, покусывая ноготь. Теперь этот монолог кажется мне страннее, но, возможно, в тяжелом состоянии я просто могла запомнить что-то не так.
При чем здесь полиция и почему первыми его мыслями стали именно эти, еще предстояло размышлять. Одно я знала наверняка – в тот момент он испугался, как никогда, и я даже не могла подумать, что он может не справиться с собой. Так заволноваться и потерять контроль… Тем более, однажды я видела человека, который напоминал полицейского, в точно такой же темно-синей форме, он выходил из нашего дома, и дедушка даже пожимал ему руку. Но сейчас… Даже несмотря на мои жалкие попытки убедить, что я позвонила всего лишь его другу, что легко проверить, не принесли результатов. Он схватил меня за шиворот и приволок обратно в комнату, а потом принес пахнущие гнилью доски и заколотил окно. При этом он не произнес ни слова. Я тоже сидела и молчала, проваливаясь в неглубокую дрему и думая, что же хуже, когда он кричит или же… Когда остается бесшумным. На этот вопрос у меня был готов ответ сразу же после того, как он вышел из комнаты и захлопнул дверь, следом подперев ее с другой стороны то ли шваброй, то ли просто палкой, благо ключей от всех комнат у него не было. Он просто ушел, оставив свою заболевшую внучку наедине с темнотой…
Не знаю, прошел тогда день или даже пара дней – пока я сидела одна, закрытая, Джон приносил мне еду и не обделял меня лекарствами, которые уже давал мне ранее. Каждый раз аромат, исходивший из этой трубки, менялся, заставляя глаза слезиться, а губы неметь, но такова была плата за мою болезнь – таково было лечение. Все напоминало первую мою ночь после принятия дымной терапии (так он называл ее), вот только вместо больной и пустой головы, слабости, меня настигала тошнота, из-за которой я не могла есть. Во рту пересыхало, но воды не было. Я покорно лежала в холодном поту и ждала выздоровления, думая, что так и надо. Во снах видела родителей, море, песок…
Однажды мне приснился плохой сон, в котором незнакомый мужчина трогал меня, его руки были на моей кофте, на штанах. Он пах потом и одеколоном, от которого даже во сне у меня образовался мерзкий ком в горле, который никак не хотел исчезать, который не давал мне вдохнуть, мешал дышать. Я слышала звук молнии – неприятный голос, который нашептывал мне непонятные слова, шорох одеяла, которым я все это время была накрыта, но дальше… Видеть я не могла, сон был расплывчатый и нечеткий, словно я смотрела сквозь мутную воду. Я хотела проснуться, но не знала, как. А позже… Все кончилось. Когда мне все же удалось открыть глаза, в комнате никого не было, мое одеяло было на мне, никакой мужчина не прятался за дверью. Но уже проваливаясь обратно в дрему, я подумала, как же правдоподобно выглядел этот сон, ведь на мне была точно такая же кофта.