Дорога шамана
Шрифт:
– Но, сэр! – вскричал я и тут же замолчал, спохватившись, что не должен спорить с офицером и высказывать свое мнение, пока меня о нем не спросят.
– Говори, что ты хотел сказать, – разрешил капитан.
Он вернулся к своему столу и сел, взяв в руки маленькую модель катапульты.
– Капитан Моу, разведчик не имеет офицерского звания. Он никем не командует и отвечает только за себя. Он действует всегда в одиночку. Чаще всего это рядовой или тот, от кого отказалась семья. Предполагается, что они хорошо знают покоренные народы, их языки, обычаи… Иногда разведчики берут в жены женщин равнин и даже
– Возможно, не хотел бы, – согласился мой наставник, немного помолчав. – Но я буду с тобой откровенен, молодой человек. Ты обладаешь талантом изобретателя и независимым мышлением. Эти качества не приветствуются в лейтенанте. Как раз наоборот, твой командир сделает все, чтобы задавить их в тебе, поскольку умеющий свободно мыслить офицер нарушает привычный уклад армейской жизни. Ты не предназначен для того, чтобы стать спицей в колесе или звеном в цепи, кадет Бурвиль. Ты будешь там несчастлив и сделаешь несчастными тех, кто будет стоять над тобой и ниже тебя.
Я думаю, что добрый бог создал тебя, чтобы ты действовал сам по себе. Да, ты сын-солдат, и волей нашего короля твой отец стал лордом. Но я не представляю тебя офицером. Ты не должен обижаться на мои слова – я не хочу тебя оскорбить. Это честная оценка. Я считаю, что ты наделен блестящими способностями и всегда приземлишься на ноги, как бы тебя ни подбросила судьба. Но мне представляется, что офицер из тебя не получится. – Он ласково мне улыбнулся, став вдруг похожим на доброго дядюшку, а не наставника, и вновь ошеломил меня странным вопросом: – Скажи честно, ты можешь представить себя офицером через пять лет?
Я расправил плечи и, с трудом справившись с комком в горле, ответил:
– Да, сэр, могу. Я хочу этого всей душой.
Капитан перестал вертеть в руках модель и откинулся на спинку стула. Затем, чуть приподняв свои кустистые брови, вздохнул, словно сдаваясь.
– Ну, в таком случае, думаю, ты сделаешь все от тебя зависящее, чтобы осуществить свою мечту. Надеюсь, тебя не постигнет разочарование, кадет. И надеюсь, ты не уйдешь из каваллы, когда осознаешь, что ограничения выбранной тобой жизни гораздо значительнее, чем ты себе представлял.
– Я кавалерист, сэр. Я таким рожден и воспитан.
– Да, так оно и есть, – проговорил он и кивнул. – Я попрошу тебя запомнить одну вещь: твой плот благополучно миновал водопады и доставил солдат целыми и невредимыми, потому что тебе хватило ума придать своей конструкции некоторую гибкость. Примени это правило к себе и своим амбициям, кадет. Дай им возможность гнуться, иначе ты сломаешься. А теперь можешь идти.
Раздумывая над его словами, я вышел на улицу. Разговор оставил в душе странный осадок, мне было не совсем понятно – капитан меня похвалил или посоветовал умерить амбиции. Однако с товарищами его предложение я обсуждать не стал.
Спустя два месяца после начала занятий тем из нас, у кого были хорошие оценки, позволили раз в две недели на Седьмой день навещать своих родных. Это стало приятным разнообразием в череде скучных «выходных», которые мы имели до сих пор. Всем первокурсникам полагался свободный день в
В отличие от большинства сыновей новых аристократов у меня в столице имелись близкие родственники, приглашавшие их навестить всякий раз, когда нам предоставляли свободное время. Только Трист, Горд и я могли рассчитывать на приглашение на обед. Остальные чаще всего оставались в казарме. Дядя присылал за мной карету и устраивал для меня великолепный обед. Я ближе познакомился с тетей, а также со своим кузеном Готорном и кузиной Пуриссой. Тетя Даралин по-прежнему держалась со мной холодно, но я понимал, что мой отец прав и в ее отношении нет ничего личного. До тех пор пока я оставался в поместье отца, она могла забыть о нашем родстве и чувствовала себя в безопасности. Я с удовольствием проводил время в кабинете дяди. Мы с ним вели долгие беседы, и он нередко расспрашивал о моих успехах в языке и истории.
Иногда к нам присоединялся Готорн, его сын и наследник. Он был на четыре года меня старше и поступил в университет. Кузен рассказывал о своих занятиях, и, должен признаться, я иногда завидовал тому, что он изучает живопись, литературу и музыку. Моя маленькая кузина Пурисса полюбила меня и с помощью своей гувернантки пекла маленькие пирожки и делала конфеты, а потом складывала угощение в корзинку, чтобы я отнес друзьям в Академию. А вот у старшей кузины Эпини во время моих визитов почему-то всегда находились дела за пределами дома. В определенном смысле я был этому рад, поскольку мое первое впечатление о ней было довольно необычным.
Исключительно чтобы поддержать вежливый разговор за столом, я как-то раз сказал тете:
– Как жаль, что, когда я прихожу к вам в гости, все никак не могу повстречаться с Эпини.
Тетя наградила меня ледяным взглядом.
– Жаль? Я тебя не понимаю. Это еще почему тебе жаль? Я тут же смутился, словно оказался верхом на коне посреди размытой дождями дороги.
– Мы так и не смогли познакомиться поближе, однако я не сомневаюсь, что с удовольствием провел бы время в ее обществе.
Меня удивило возмущение, с каким тетя отреагировала на мою совершенно невинную реплику, и надеялся, что мое пояснение ее успокоит. Не тут-то было. Она несколько минут размешивала сахар в чашке, а потом холодно мне улыбнулась.
– Я совершенно уверена в том, что ты ошибаешься, Невар. У тебя и моей дочери нет абсолютно ничего общего, а потому вам вряд ли будет интересна компания друг друга. Эпини очень чувствительная девушка и исключительно утонченная. Я не могу представить себе, о чем вы с ней могли бы разговаривать. Совершенно очевидно, что вам вместе было бы крайне неуютно.