Дорога сильных. На пороге мира

Она проснулась, громко всхлипнув, и села рывком. Сердце колотилось как сумасшедшее, тело дрожало, а в уши будто ваты набили – до того тихой показалась комната после шумного сна. Чужого сна.

…вопль матери до сих пор

отдавался болью в теле. Крутил внутренности и звенел в голове. Лиза упала на колени в желто-серый песок и зарыдала.

– Вставай!

Сестра вцепилась не хуже бульдога, потянула. Лиза затрясла головой.

– Вставай же уже! Иди!

Идти не хотелось. Хотелось лечь рядом с мамой и больше не шевелиться, не чувствовать. Как она.

Мия крепко зажмурилась, провела ладонями по лицу, стирая слезы и пот, а вместе с ними и липкую паутину кошмара. Опять Лизкины сны которую ночь спать не дают. Будто своих мало.

Реальность вползала в нее медленно, включала звуки и запахи. Тихий храп кого-то из приболевших девчонок, ровное дыхание Маргариты на соседней лежанке. Пахло деревом, смолой, сушеными травами, дымом и немножечко пoтом.

Тихо, замирая от каждого шороха и скрипа матраса, набитого сеном, девочка сместилась вниз. Встала, придерживаясь за доски над головой – на втором ярусе тоже спали, – и перешагнула через ноги Алины.

Деревянный настил здесь был широченный, и ложились по двое. Шестеро внизу и четверо наверху. У другой стены, на мужской стороне, были такие же лавки с матрасами, с той лишь разницей, что не висели перед ними полотна ткани, изображая мнимое уединение. Посередине очаг и две основательные скамьи, у стены – сундуки для одежды. Вот и все убранство общей спальни.

Мия коснулась босыми ногами пола, поежилась. Весна к концу идет, а ночью порой холодно, как в середине марта. Зашарила по полу, разыскивая кожаную обувку. Каждый вечер она ставила ее перед своей постелью, но так редко находила потом на месте: кто-нибудь обязательно сбивал, путая свое и чужое.

Широкая занавесь, почти в размах ее рук, подсвечивалась рыжим: кто-то встал среди ночи и подбросил в очаг дров.

Интерес, досада, волнение – чужие эмоции коснулись ее невесомым дыханием. Пальцы замерли у щиколотки, так и не затянув шнурки. Затылок будто чесался от постороннего взгляда.

Мия задрала голову вверх. Линда смотрела, свесившись с лежанки. Темно-рыжие волосы пушились вокруг головы, а глаза, днем зеленые, сейчас казались черными.

– Опять сны? – едва слышно спросила девушка.

Мия кивнула, прикусив губу. Почти месяц прошел, но всем продолжало сниться тревожное – тот день и прошлая жизнь. Даже мальчишкам. Даже тем, кто не признавался.

– Милая моя. Хочешь, вместе полежим? Лезь ко мне, только тихо, чтобы Хильда не разоралась.

Снова лечь? Ну уж нет. Не сейчас. Горечь чужого сна забила горло,

и ей нестерпимо хотелось…

– Пить, – хрипло выдохнула она. – Я хочу пить. И на воздух.

Вместо ответа Линда спрыгнула вниз. Легко, едва слышно. Лишь качнулось от порыва полотно да мелькнули голые ноги. Оправила рубаху и улыбнулась. Мия, отдернув полог, шагнула прочь, на общую середину.

Замерла, ожидая окрика Хильды, старой хромой ведьмы, что присматривала за девчонками и спала тут же, на скамье. Но было тихо, и Мия поежилась. Зябко и очень тревожно, но почему – не понять.

– А ведьмы-то нашей нет, – громким шепотом возвестила Линда, которая скользнула мимо девочки, обдав теплом с запахом ромашки и мяты. – И Торна тоже. Странно все это.

Странно – не то слово. Торн, воин тэна Рейнара, пожилой, но еще крепкий мужчина, ночами предпочитал сон. Хильда же и вовсе от девушек далеко не отходила и все ворчала, что не ткань у постелей вешать надо было, а стену ставить. Да покрепче. Столько юнцов в одном доме – не к добру.

Мия вздыхала и мысленно с ней соглашалась. А еще – мечтала о собственном уголке, пусть чуланчике, но отдельном.

Ей и раньше-то было сложно с людьми, чужие эмоции липли настойчиво, порой накрывая с головой. А тут… Двадцать ребят в одной комнате, а с ведьмой и воином и того больше. И для местных многовато, а уж для деток иного мира вовсе чересчур.

Иногда все эти люди казались девочке единым существом, многоруким и многоногим, дышащим невпопад, чихающим, стонущим и храпящим.

Иногда казалось, что она сойдет здесь с ума.

– А давай-ка ты в кровать вернешься, а я за водой схожу, – предложила Линда.

Пальцы ее взлохматили рыжую гриву, и без того растрепанную, взгляд просверлил дверь, ведущую на хозяйственную часть дома.

Волнение, и азарт, и самая капелька страха – как приправа для ощущений. Чувства девушки, кажется, передались и ей, и Мия мотнула головой.

– Я здесь не останусь, – прошептала она.

Линда шагнула к своей лежанке и через минуту уже вернулась, в штанах и подпоясанная. Щеки Мии полыхнули жаром, она кинулась к своему месту – натянуть юбку. Сейчас бы из комнаты в одной рубашке выскочила! И пусть та закрытая и до середины бедра, но по местным меркам в таком виде ходить жуть как неприлично.

– Идем, – сказала Линда и шагнула к двери.

Заботливое участие, интерес, легкая злость. Мия протянула руку, чтобы коснуться спины Линды, но предупредить не успела.

– Лин.

Та вздрогнула и обернулась. Взгляд девочки заметался от Виктора, его синих глаз, в которых чудился укор, к зеленым глазам Линды, сердито сощуренным, полным негодования. Упал на ладони девушки, скользнул по стали ножа. Мия на вдохе ахнула, пальцы взлетели к губам, гася вскрик. Витька хмыкнул.

– Опять за нож хватаешься?

Девушка вздернула подбородок.

– И что? Мне так спокойнее. Я же не Марго.

– Да, ты не Марго, – согласился парень. – Собрались куда?