Дорога смерти
Шрифт:
…И трупы. Трупы. Трупы.
Бегин делает глубокий вдох.
Ад вернулся.
Часть 1
«Смерть – это не самое худшее, что может произойти с человеком».
Платон
Глава 1
Полоска света пробежала в обратную сторону, ее отблески проползли по кромке сканера. Рябцев, раскладывая косынку на компьютере, увидел всплывшую папку с отсканированным файлом. Это
Пятнадцать лет… Рябцев хмыкнул, прикинув в уме, когда это было. Ему, Володе Рябцеву, стукнуло 18 лет. Школа позади. На носу армия, в которую он так и не попал. Спасибо родительскому соседу-пенсионеру: прослышав, что пацан из квартиры напротив хочет идти в правоохранительные органы – а тогда, в 90-е, это было диковатое и странное желание, потому что большинство рассчитывали податься в рэкетиры и бандосы (проклятые времена) – старик предложил помощь. Сосед был непростым, майором милиции в отставке. И вместо армейки Рябцев отправился в среднюю школу МВД, откуда три года спустя вышел с лейтенантскими погонами и распределением в уголовный розыск Домодедово.
Рябцев оторвался от пасьянса, чтобы переименовать отсканированный файл. Сверился с папкой и напечатал вместо названия файла цифру «18». После чего переместил ее в папку с первыми 17-ю файлами и принялся за сканирование 19-й страницы дела.
Это была его работа последние три года. Рябцев убивал время, оцифровывая архив городского УВД. Работа непыльная, но настолько однообразная, что через пару месяцев он готов был лезть на стену. Еще через месяц – расшибить об эту стену свой череп, лишь бы не видеть эти тонны архивной макулатуры, которая дожидалась своей очереди на оцифровку. А еще через пару месяцев… он привык. И смирился.
А как тогда, после учебки, все хорошо складывалось. Несколько лет в операх-территориалах, после чего Рябцева пихнули в отдел угонов. В Подмосковье, особенно в районе Домодедово, угонами и кражами автомобилей промышляли многие банды и группировки. Они работали в тесном контакте с УБОП. Было время, когда их подразделению завидовали даже убойщики, не вылезавшие из бытовух.
А потом был провал. И Рябцева сослали в располагающийся в сыром и темном подвале архив УВД, придумав поистине дьявольское наказание. Оцифровывать архивные записи… Оцифровывать архив, вашу мать! Тупеть, тыкая одни и те же кнопки: «опции» – «копировать в файл» – «старт». С утра до вечера, 8 часов в день, с понедельника по пятницу, с января по декабрь…
Первые год-полтора Рябцев надеялся, что его повинность скоро отменят. Но о Рябцеве словно забыли.
Утешал он себя тем, что это было лучше, чем ничего. Платили в полиции в последнее время весьма неплохо. Рябцеву, благодаря заработанным в отделе угонов погонам, полагалась соответствующая надбавка за звездочки. На жизнь им с женой хватало. Работа непыльная. Не опасная. Да, унизительно – но это можно проглотить. Если бы тогда, три года назад, его просто турнули из полиции, работал бы сейчас каким-нибудь охранником на складе или в офисе сутки через двое. Лучше было бы? Вряд ли.
Рябцев заложил на прозрачную поверхность сканирующего устройства очередную бумагу из оперативного дела 15-летней давности
Каждой странице документов, оцифровыванием которых он занимался, нужно присвоить соответствующий номер, переименовывая файл. После чего копировать в нужную папку. Все просто.
Нажав «старт», Рябцев вернулся к косынке. Расклад никак не удавался. Иногда ему казалось, что он отупел здесь настолько, что его мозг не способен уже на очевидные вещи.
Телефон здесь звонил редко. И когда неожиданно раздалась сухая трель, Рябцев невольно вздрогнул.
– Слушаю.
– Рябцев? – к своему удивлению, Рябцев узнал голос секретарши Лопатина. – Сергей Вениаминович вызывает.
Секретарша бросила трубку, оставив оторопевшего Рябцева наедине с мыслями.
– Твою мать…
Шеф управления? К чему Лопатину вызывать Рябцева? Пару лет его не вызывал даже шеф угрозыска, несмотря на то, что формально Рябцев все еще числился в криминальной полиции. Все оперативки проходили без него, а единственные контакты с руководством ограничивались «Здравия желаю» в коридоре – словами, в ответ на которые опер даже небрежный кивок получал не каждый раз. Ну и еженедельными отчетами перед архивным начальством об успехах по оцифровке, само собой.
Если бы в УВД Домодедово проводился конкурс на самого жалкого сотрудника, первое место с большим отрывом от конкурентов занял бы Рябцев.
Для чего? В голове пронеслись самые паршивые мысли. Его выкидывают. Это когда-нибудь должно было случится. Наконец-то начальство поняло, что без паршивой овцы стадо выглядит лучше. «Черт… Что я скажу жене?» Но тут же Рябцев одернул себя. Спокойствие. Чтобы выкинуть тебя из ментуры, шефу УВД суетиться совсем не обязательно.
«Но что же тогда, твою мать?!»
А вдруг… Надежда мелькнула, словно падающая звезда. А вдруг его наконец-то выдергивают из этого болота и…?
И снова Рябцев одернул себя. Как говаривал его покойный отец – делай, что должен делать, а там будь что будет.
Перед приемной Рябцев одернул свитер и поправил воротник рубашки. Секретарша, щебетавшая по телефону, небрежно махнула ему на заветную дверь начальника управления внутренних дел города Домодедово.
– Сергей Вениаминович, разрешите?
Лопатин листал какие-то бумажки. Покосившись на нервничающего Рябцева, топтавшегося в дверях, кивнул на кресло напротив. Его даже сесть приглашают? Что происходит, черт побери? Рябцев послушно двинулся вперед, осторожно опустился в кожаное кресло и замер, выжидая, что скажет шеф.
Лопатин был здоровенным боровом, по сравнению с ним худощавый и невысокий Рябцев выглядел пигмеем. Лопатин был еще молод – старше 33-летнего Рябцева на пару-тройку лет. Вот что значит хорошие связи в УВД Московской области, где в высоком и чертовски удобном кресле сидел его отец. Впрочем, Лопатин, поговаривают, сам был неплохим спецом. Начинал с оперов, как и Рябцев, только в другом подразделении. А через десяток лет – пожалуйста, полковник и шеф управления.
Лопатин снова покосился на Рябцева и вернулся к бумажкам. Рябцев нервничал, но старался это скрыть. Бросив взгляд на бумажки в руках Лопатина, на картонной потрепанной обложке он заметил знакомые, нанесенные черным маркером каракули.