Дорога смертников
Шрифт:
Братья удивленно приподняли головы.
– А вы, значит, пошли против всех, Мастер?
– Да, - кивнул Тирриниэль.
– Почему? Эльфы же не слишком ценят чужие жизни?
– нахмурился Терг.
– А в былые времена вообще, говорят, мимоходом могли голову снести и не поморщиться? Что изменилось? Почему вы передумали?
Тирриниэль мельком покосился на сгорбившуюся возле Стрегона Белку.
– Потому что я знаю, что это - не выход. И потому, что у нас нет права отнимать жизнь у смертных лишь потому, что вы меньше живете. Более того: когда-то я уже пережил одно Изменение, и не дам ему случиться снова.
Лакр ошарашено уставился на красивое лицо Гончей и неприлично разинул рот.
–
– Да, рыжий, - горько кивнула она.
– Ты прав. Я бы тоже не хотел, чтобы кто-то прошел через то, что довелось испытать мне. Ты ведь знаешь, как больно, когда на коже рисуются руны? Так вот, у тебя их всего три, а на мне... больше сотни.
Наемники невольно отшатнулись.
– Конечно, можно было бы и меньше, но тот, кто это сделал, слишком ценил совершенство. Поэтому и создал меня таким: совершенным во всем, от гибкого тела до белой кожи. Он дал мне лучшую защиту, какую только смог - от яда, стрелы, меча и даже магии. Он сделал меня живым Источником, рядом с которым любой маг никогда не познает, что такое истощение. Он дал мне красоту, голос, новое лицо. Свою скорость, память, умение убивать. Способность вызывать симпатию и сильную привязанность. Он сотворил меня заново. Из ничего. Полностью переменил мою судьбу. И единственное, что осталось во мне прежним, это глаза... они и сейчас такие же, как тогда, когда я впервые его увидел. Правда, теперь в них есть отголосок и его силы. Той самой проклятой силы, которую я столько лет ненавидел.
Тирриниэль опустил голову.
– Я не знаю, был ли какой-то способ сделать это легче и лучше, - тихо продолжила Белка.
– Была ли возможность избавить нас от боли... ОН никогда не говорил. И Хранители этого тоже не знают. Если бы такая возможность существовала, то, быть может... не знаю, но, возможно, тогда не погибло бы столько народу. Возможно даже, я бы понял и принял тех, кто захотел бы стать иным и познать горечь перемен. Но этого нет. Никто не знает, как сохранить рассудок несчастным, которые рискнули бы повторить этот путь. Мне повезло. Невероятно повезло - мой создатель где-то допустил нелепую ошибку в расчетах, благодаря чему я сумел пережить его самого. Да только в чем она была, эта ошибка, даже Хозяин теперь не знает - Талларен унес эту тайну с собой в могилу. А ради того, чтобы снова ее открыть, пришлось бы потратить не один век и загубить не одну сотню жизней... но это - не та цена, которую я готов заплатить.
– Я тоже, Бел, - беззвучно шепнул Владыка Л'аэртэ.
Она слабо улыбнулась и ничего не сказала. А когда пришло время вставать, лишь успокаивающе сжала его руку и быстро отвернулась.
Глава 19
Третий Кордон они увидели издалека. Примерно после полудня, как и говорила Белка. Правда, сперва сослепу приняли его за низко опустившуюся тучу или за вереницу черных скал, выстроившихся вокруг дремлющего Лабиринта. Но потом сообразили, что к чему, и пораженно замерли.
Деревья здесь оказались так высоки, что виднелись за многие версты, поражая своей немыслимой мощью. Широкие кроны занимали чуть ли не по полнеба, листья в них были сочные, тяжелые. Но при этом настолько прочные и острые с краев, что ими можно было резать мокрые шкуры, не боясь сломать. Толстые стволы теснились настолько плотно, что между ними едва можно было вдвинуться; стояли ровными рядами, словно солдаты на военном смотре; перекрывая друг друга ровно на половину обхвата и надежно пресекая любые попытки проникнуть внутрь. Там же, где все-таки виднелся слабый просвет, зеленела густая поросль храмовника, тесно переплетались между собой лианы, грозно топорщились шипы и колючки... все было почти, как на Второй Границе, только еще более мрачное, суровое и опасное.
Здесь
Белка, велев им ждать, первой вышла из-за кустов и подошла к самой границе черной, абсолютно пустой земли, на комочках которой едва заметно поблескивали какие-то крохотные серебристые крапинки.
– Это споры борака, - негромко бросила она, не оборачиваясь.
– Они очень легкие и почти не видны при солнечном свете. Когда мимо проходит какой-нибудь зверь, порывом ветра их поднимает в воздух. А потом они оседают на коже, волосах, одежде. Что-то, конечно, свалится обратно, что-то уже засохло, но их здесь миллионы. Хоть одна спора, да попадет на кожу и после этого сразу начнет расти. Чтобы набрать силу, бораку требуется теплая влажная среда, где полно питательных веществ и много воды... кровь для него - идеальный вариант, и он всегда рвется добраться до крупных жил. Порой может прорасти руку или ногу насквозь, и делает это так быстро, что всего за одну ночь может добраться до кости. Вырвать его трудно, вырезать ножом почти нереально, потому что отростки семечко пускает мгновенно и сразу во все стороны. Если успеешь сковырнуть или срезать кусок кожи под спорой - спасешься. Но если промедлить, то приходится рубить конечности у самого основания, потому что, когда отростки доходят до сердца, человек или зверь умирает в муках.
Лакр зябко передернул плечами.
– Здесь вся земля такая, - сообщила Гончая, присев на корточки и внимательно уставившись на что-то прямо перед собой.
– Пропитана ими насквозь. Поэтому тут ничто не растет и никто не приживается: борак губит любую жизнь, которой только коснется.
– Как же тогда пройти?
– тревожно переглянулись Братья и Перворожденные.
Белка в ответ поднялась и, вытянув губы трубочкой, просвистела замысловатую мелодию.
– На самом деле трудно будет только вам - мою кожу никакая спора не одолеет. Но чтобы вы не поднимали своими ножищами пыль и не рисковали понапрасну, я позвал помощников.
– Кого?
– на всякий случай отступил на шаг назад Лакр, стараясь оказаться подальше от опасного места.
Гончая свистнула еще раз и быстро кивнула.
– Их.
В тот же миг зеленая стена перед ней зашевелилась, пропуская наружу странного вида зверьков. С крупную кошку, ровного серого окраса, с длинными полосатыми хвостами и умильными мордочками, на которых неуемным любопытством горели раскосые черные глаза... их выскочила из леса целая стая, особей тридцать или сорок - сразу не разобрать. Однако, внимательно изучив чужаков и коротко пискнув при виде Гончей, они вдруг спрыгнули на землю, а потом с жадность накинулись на споры, проворно подхватывая их цепкими лапками и, к изумлению людей, с видимым удовольствием пихая в рот.
– Леммы - единственные, кто спокойно переносит эти споры - их желудки выделяют едкую слизь (которой они, кстати, весьма метко плюются), способную растворять оболочку семян и уничтожать ядро. Их тут довольно много, иначе борак уже наводнил бы собой весь Лес. Они собирают его на краям охранной полосы, когда ветер разносит семена в разные стороны. Но на самом Кордоне и здесь по приказу Хозяина им запрещено трогать борак. Только вот так - по зову... моему или ЕГО... и для них это, поверьте, большая удача.