Дорога стали и надежды
Шрифт:
– Это нормально. Мне тоже в первые месяцы пришлось не особо, сам с собой боролся.
– Ты?
– Я чем-то от тебя отличаюсь, что ли? – Азамат нерадостно улыбнулся. – Такой же, как и ты, старлей. Вырос там же, делал то же. С собой бороться, знаешь ли, тяжелее всего.
Уколова промолчала. «Арго» потихоньку выбрался на середину реки, шел и шел дальше.
– Скоро прореха появится, красиво будет. – Пуля повел стволом КПВТ за большим буруном, чуть подождал, выжидая. – Ты только сильно не восторгайся.
– Что это?
– Прореха? Увидишь. А бурун
– Насекомые, да. Жук-плавунец, что ли, размером с танк?
– Не смешно. Как раз жуки здесь такие, что порой хочется не КПВТ иметь, а гранатомет РГ-6. Да чтобы заряды там оказались не осколочные, а кумулятивные. До того, старлей, здоровущие гниды порой всплывают, просто ах и ох.
– Как ты оказался здесь? – Уколова проводила взглядом показавшуюся голову огромной змеи, величественно ушедшей на дно. – А она сейчас…
– Сейчас вряд ли. Когда атакует, то атакует сразу. А этот, видать, уже поел, вот в сторону и повернул. «Арго» не единственное судно ж на реке. Это как тарелка со вкусняшкой, или кормушка, водные так и норовят рядом оказаться и хватануть пару-другую вкусных людских тушек.
Азамат глотнул из фляги, протянул Уколовой.
– Как оказался? Да очень просто. Ушел на заказ, искал информацию о зверюге одной. Даже имени его нормального не знал, так, прозвище. А? Да, старлей, человек. Сунгат, что ли, как-то так вроде бы. Двигался я в Ясный, но не дошел. Забрел в Венеру, аккурат туда, в первый раз меня его след вывел. Ну и как-то закрутилось. Слышала? Э-э-э… вижу, что слышала.
– Это закрытая информация. – Уколова зябко поежилась.
– Про Белорецк…
– Абдульманов?
– Что?
– Захлопни, пожалуйста, варежку.
Пуля пожал плечами. Военная тайна, что тут скажешь?
– Водники, Азамат, они все мутанты?
Митрич, старательно вязавший канат в бухту, покосился на нее и вздохнул.
– Не все. Старики, те, кто просто постарше, в основном нет, но их маловато. А вот молодежь – через одного. Митрич, ну не обижайся, сам понимаешь.
Митрич пожал плечами и ушел.
– Ты с Семеном познакомилась? Нет? Так познакомься, зря, что ли он тебя глазами-то ест? Вот у него случай хороший.
– Чем он хороший-то?
– Полезный. – Пуля недоуменно покосился на нее. – Если ты за борт шваркнешься, так Семка тебе вытащит и не поморщится. Земноводный он…
И Азамат улыбнулся.
– И, заметь, никаких санитаров, никакого преследования, страха, опасности. Живет, мамку радует. Его ж Зуич к себе взял как юнгу. Отца нет, мать, трое младших, Семка помогает, зарабатывает. Жизнь штука сложная, старлей. Я привык, а тебе, как понимаю, оно и не надо. Каждому свое. О, гляди, вот и прореха. Тут так всегда, даже если дождь кругом.
Прореху невозможно было проглядеть: синий, до одурения чистый кусок неба, обрамленный кипенно белыми облаками по краям. Глубина, прозрачная и уходящая все выше и выше, завораживала.
– Как красиво… – Уколова покачала головой. – Как красиво, Азамат.
Облака ворочались по краям прорехи,
Вода стала темно-зеленой, растворив черноту и блестя перекатывающимися барашками. Деревья, только-только серевшие по берегам холодными изваяниями, стали сами собой, темными и живыми. Листва, та, что не опала, замерцала, зашевелилась, преображаясь на глазах. Заблестела, ловя лучи солнца, зашевелилась, тянулась вверх.
Золото, охра, алое и пламенное, редкие островки еще сохранившейся зелени. Уколова замерла, всматриваясь в берега, неожиданно ставшие такими, такими… Теплыми. Настоящими. Живыми.
Берега, покрытые лесом, не сулящим зла и опасности. Берега, где за разлапистыми кустами виднелись россыпи гроздьев редкой рябины. Где, надежно ухватившись за землю, стояли широкие и несгибаемые дубы, высящиеся над всем остальным лесом. Березы, разом потерявшие неожиданный серебристый оттенок, превратились в белых красавиц, расчерченных черными полосами. Клены, мерцая разноцветными всполохами крон, лениво шевелились под легким ветром. Уколова отвернулась от Азамата, быстро вытерев глаза. Тоска, схожая с легкостью летящей и сверкающей паутины, откатилась, оставив лишь горечь.
– А это что? – Уколова ткнула пальцем в странноватую серую кишку, видневшуюся чуть в стороне и позади. Кишка, похожая на жирную гусеницу, висела над лесом и еле заметно сдвигалась.
– Кто ж знает… – пожал плечами Азамат. – Не лезет к нам, да и ладно. Ты когда-нибудь такое видела?.. Не? Вот я тоже не видел. Если это новая порода крыложоров, так предпочитаю и не видеть. И это, старлей, ты б сходила до кормы, после Прорехи всегда что-то да случается.
– Красиво.
– Очень. – Азамат согласно кивнул. – И так, заметь, всегда. В любую погоду. Аномалия, что и говорить. Давай, старлей, иди на корму и бди. Нам еще долго добираться до места.
Она и пошла. Пассажиры, явно видевшие Прореху и ранее, все равно зашевелились, задирали головы вверх, рассаживаясь шире. Уколова, лавируя между ними, шла к корме. Зуич, все также невозмутимо крутящий штурвал, усмехался в пегую бороду, глядя на прикладываемые ею усилия.
Уколова осторожно перешагнула через нескладного, лежащего как бревно усача, накрывшегося дырявым и затертым ковром. На ковре еде заметно проступали какие-то звери с рогами, деревья и кусты. Усач лежал и похрапывал, ковер шевелился, сбоку, еле заметно, шевелилась рука с шестью пальцами. Рука, судя по всему, принадлежала усачу. Вот только выгнулась как-то… странно. Но Уколова уже не удивлялась. Потому как прямо перед ней, нисколько не смущаясь пялившихся на нее людей обоего полу, в меру красивая баба кормила детишек грудью. Вернее, тремя. Детишки, числом двое, дружно кряхтели и сопели, добывая еду, а свободная грудь, средняя, задорно подрагивала.