Дорога стали и надежды
Шрифт:
Одежда, явно из запасов Митрича, лежала рядом, на отстегивающейся полочке. Обувь, разношенные сапоги, стояли рядом. Женя поморщилась, спуская ноги на пол. Ботинки сейчас точно не подошли бы.
От коленей и до щиколоток, бугрясь твердыми желваками, под бинтами вздувались шишки. Синева с багровым оттенком, выползая из-под нижних витков, зацепила даже ступни. Поработали над ней знатно, что еще скажешь. В затылке она все-таки почесалась. Учитывая срезанные волосы, сделать это оказалось очень просто. Забинтованное ухо, как ни странно, чесалось, как будто заживая.
В
– Я знаю, что ты проснулась. – Пуля кашлянул. – Койка скрипела. Зайду?
– Не надо. – Женя, прижимая одеяло к груди, прикусила губу. – Не надо. Выйду сама.
– Хорошо.
Он не настаивал. Уколова порадовалась этому. Язык больно зацепился за обломанный край левого верхнего клыка – и тут тоже, вот незадача, били на совесть. Женя сгребла одеяло, прижав к груди, и заплакала. Молча, сухо и страшно.
Хотела бы она, сидя голышом в крохотульке каюте, прячущейся под палубой «Арго», чтобы сталкер Пуля зашел?.. Что врать себе, конечно. Да, хотела. Да, зная, для чего. И что? Ради услышанного в собственном наркотическом бреду? Да хотя бы и так, Уколовой было наплевать. Для чего? Почему?
Потому что впереди темнота вместо определенности, жизнь может закончиться в любую минуту. Вот-вот только она осталась жива, и ей разом хотелось многого.
Хлебнуть настоящего чая, что так вспоминал Дармов, и запить его ядреным самогоном на меду и шишках, продаваемого из-под полы в Деме. Выйти на палубу и попросить у Зуича его вонючую трубку, чтобы накуриться до одури и рвоты непонятной смести, забитой туда. Найти Клыча, отрезать ему нос, уши, пальцы на руках и ногах, яйца с членом, а потом, отрубив ноги с руками, припалить их огнем. И прямо здесь, на скрипучей койке, наплевав на уши с палубы, отдаться долбаному сталкеру, крича и плача. Но из всего этого ей оставалось только пореветь еще, только от злости, или забрать у Зуича трубку.
Она потрогала обломки зубов, всхлипнув напоследок. Если вернется, придется остаток жизни проходить со стальной челюстью. Понятно, что таких счастливчиков, сумевших заплатить имеющимся зубным врачам, немного, и все прочие им завидуют, но от этого ей легче не становилось.
Женя отбросила одеяло и начала одеваться. В чужие вещи, выстиранные, но все равно пахнущие мужским потом, дымом и моторным маслом.
– Хорошо выглядишь, – пробасил Зуич, сидя под натянутым брезентом. Дождь барабанил по металлу, стекая ручейками в бортовые сливы. – Мне нравится твоя новая прическа.
– Замуж не позовешь?
– Не, не сложится у нас, – водник улыбнулся, встопорщив густо-смоляное полено бороды. – Комплекция у тебя не та. Люблю крепких, задастых баб с большими титьками.
Азамат, ютившийся на носу, нацепив плащ от ОЗК, покосился на Уколову через плечо. Она сразу пошла к нему. В ногах сильно отдавало при каждом шаге, ныло в паху. Пуля на нее не смотрел, наблюдая за берегом на той стороне реки. Дождь шел стеной, практически не давая рассмотреть что-либо. Женя нырнула под его навес, погладила дрыхнувшего
– Спасибо.
Азамат пожал плечами.
– Еще раз хотела сказать.
– Пожалуйста. Лейтенант?
– Да? – Женя радовалась тому, что он не смотрит на нее и все равно старалась открывать рот поменьше.
– Ты не хочешь повернуть назад, пока есть возможность?
– Нет. Зачем?
Азамат вздохнул, повернул к ней лицо.
– Ты хотя бы знаешь, как выглядит девушка?
Уколова кивнула. Да, она знала Гульназ, сканер Дармова, показала ей лицо их цели.
– Ясно. Мы можем погибнуть. Клыч не отстанет.
– Вряд ли у нас проблема только в нем… – Женя встала. – Кто-то еще хочет забрать ее себе. Так сказала Гульназ, а она редко ошибается.
– Мутант со способностью чувствовать других людей? – Удивил ее Азамат.
– Откуда ты знаешь?
– Шила в мешке не утаишь. Особенно когда под конец от ОСНАЗа осталась горстка человек. Мы охраняли ее как-то раз. Подумал, посмотрел, кое-что понял.
– Я пойду в каюту. Сыро здесь.
– Иди. Подойду сейчас, надо поговорить.
– А здесь безопасно?
Азамат еще раз пожал плечами:
– Зуич говорит, что да. Небольшая заводь, ее не видно с берега. А мы его видим. Лодок у Клыча нет, так, лоханки. Хотя кто знает?
Женя повернулась и пошла назад.
Ноги заломило, отбитые места ныли, отдаваясь уже до таза. Она легла, закутавшись в одеяло, в каюте стало холодно. Присмотревшись, она увидела ТЭН, уже остывший. Надо же, специально ради нее шкипер запускал машину, тратя пеллеты. Люк скрипнул, пропуская Азамата. Пуля присел на небольшой раскладной стул, откинул столешницу. На нее, чуть лязгнув, приземлился его мешок. Рядом лег АК-103, добытый не иначе как во время ее спасения. Обрез, с которым сталкер не расставался, появился чуть позже.
– Кто такой Клыч?
Азамат хмыкнул, достав из мешка масленку, ершик и кусок ветоши.
– Старлей хочет не только выполнить задание, но и отомстить?
– Да. – Женя натянула одеяло на самый нос. – Это разве плохо?
– Нет. – Пуля отложил небольшую отвертку. Достал из мешка флягу и кусок вяленого мяса. – На-ка вот, сделай три глотка, больших, боль уберет и заживлению поможет. Ухо тебе Митрич обработал какой-то местной мазью, она прямо чудодейственная. Но действует только на открытые раны, поэтому и с ногами ничего сделать не смогли. И поешь.
– Ты не ответил на вопрос. Хотя у меня есть еще один, куда как важнее.
– Хм… небось, про меня и Клыча?
– Откуда ты знаешь?
– С чего ему тебя так мучить-то надо было? Зря молчала… хотя хрен знает. Клыч не дурак, и все это только из-за злости и любви к искусству, как он сам говорил.
– К искусству?!
– Для него – да. Очень обожает искусство войны, что и говорить. Исповедует путь воина, как говорит сам, извращенец. Почитает особо сильных противников и страстно желает получить их в свои руки живыми. Некоторых получал.