Дорога в 1000 ли

Федотов Станислав Петрович

Еленка вспыхнула ярче мака майского:

– Откуль ты про пески-то знаешь?

– Дак я всё про тебя знаю. То ж мужики не заметят, а нам, бабам, только глаз бросить – и всё ведомо.

Еленка испуганно оглянулась на кухню. Татьяна Михайловна хихикнула:

– Не боись, не скажу, однако Арина и сама глазаста.

И тут, будто к слову, мать вышла на порог кухни:

– Ага, явилась-таки! А чего так скоро? Мы раней полуночи и не ждали.

Еленка вскочила:

– Мамань, я на пристани была. Там пароходы наши, побитые китайцами, пришли.

–

Как это побитые китайцами? – вышел из завозни дед Кузьма.

Еленка рассказала, что видела. Они с Черныхом как раз вернулись из-за Зеи – это она в своём рассказе благоразумно опустила – и влились в толпу встречавших. Про раненых упомянула мельком, но мать на этом месте охнула и схватилась рукой за грудь:

– И много их, болезных?!

– Дак мы не считали, – проговорилась и язык прикусила, но матери не до того было.

– Охти, господи! – причитала она, опустившись на ступеньку кухонного крылечка. – Чё ж теперича будет?!

Дед тоже расстроился жутко. Сел на лавку и обхватил рыжую голову руками:

– Ай как нехорошо! Ой как всё худо!

– Да ты-то чё, Кузя, так убивашься? – подошла Татьяна Михайловна. – Али не казак боевой? Ну постреляли малёхо, поранили кой-кого – всё перемелется.

– Ничего-то ты, Танюха, не понимашь! То ж война не понарошку, всамделишна, а наши Федя с Ванькой в самом пекле окажутся. Арина вона сразу скумекала.

Тут уже пригорюнились все. Две недели миновали, как ушла полусотня в Китай, и, само собой, от родимых нет никаких весточек. Как тут не загоревать! До того держались, виду не подавали, а теперь – как прорвало: Арина с дочкой в голос заревели, да и бабка Таня слезу пустила. Дед сидел и голову лохматил.

Лохматил-лохматил и вдруг встал:

– Пойду к генералу, пущай запросит по телеграфу, как там, где там наши казачки.

– Пойди, папаша, пойди, – встрепенулась Арина Григорьевна. – Тебя генерал уважит, и связь у него с этим… как его?.. Сунгари небось напрямки.

Однако вернулся дед, можно сказать, ни с чем: связь с Сунгари прервалась несколько дней назад. Правда, запрос атаман послал в Хабаровск, но дойдёт ли до Сунгари – неведомо. Хотелось деду поговорить о ситуации с пароходами – Грибский извинился и отказал. Причина была веская: командующий войсками отправлял военную помощь казачьим постам напротив Айгуна. Дело там затевалось серьёзное.

Второго июля в 12 часов дня Городская дума Благовещенска собралась на экстренное заседание.

Заседание действительно должно было быть экстренным и начаться на два часа раньше, но внезапно заболел городской голова Кириллов – врач констатировал кишечный грипп и уложил больного в постель на целую неделю, – и место председателя занял член управы Верещагин.

Вопрос был один, но чрезвычайно важный: организация обороны города от возможного вторжения китайских мятежников и солдат. Комендант города Орфёнов, присутствовавший на заседании, предложил создать вольную охранную дружину, разбить береговую линию в пределах города на несколько участков

и распределить по ним добровольцев более или менее равномерно.

– А если они пойдут тысячами? – спросил один депутат.

Орфёнов развёл руками, но добавил:

– Для тысяч надо готовить лодки, мы успеем заметить и отступить.

– Отступи-ить?! – возмутился депутат. – Отдать город им на разграбление?!

– Жизнь людей дороже, – твёрдо ответил комендант и снова добавил: – А может, и помощь из Хабаровска подоспеет. Губернатор запрос послал.

– Господа, предложение по дружине мне кажется весьма дельным, – сказал Верещагин. – Если нет других, давайте голосовать. Лишнего времени нет.

Предложение приняли. Десять вёрст береговой линии разбили на шесть участков, выбрали для них начальников и помощников, главным по обороне предложили подполковника Орфёнова и тут же отрядили его в сопровождении двух гласных думы с постановлением к военному губернатору – на согласование и одобрение.

Генерала едва успели застать: ещё десяток минут – и пришлось бы догонять на зейском перевозе, а то и дальше. Он уже садился в пролётку, чтобы ехать в Маньчжурский клин: собирался на месте провести рекогносцировку и принять решение по противодействию вторжению. Четыре казака сопровождения гарцевали рядом на конях, а возле пролётки стоял полицеймейстер Батаревич с вытянутым угрюмым лицом: он только что получил нагоняй из-за очередной драки пьяных горожан с китайцами.

– Хватит хмуриться, Леонид Феофилактович, – говорил губернатор. – Ну, упрекнул я вас, так ведь упрекнул за дело, вернее, за отсутствие оного. С китайцами надо поступать по закону, то есть не чинить над ними никакого насилия…

– Да как же не чинить, ваше превосходительство?! – воскликнул Батаревич. – Шныряют они всюду, где не положено, будто бы редиской торгуют, а сами высматривают, высматривают… Возле лагеря военного! Редиской они, вишь ли, торгуют, как будто у солдат деньги есть редиску покупать! Шпионы, как есть шпионы!

– Шпионство надлежит пресекать! Но – аккуратно!

– Выгнать их надобно из города, – стоял на своём полицеймейстер. – Посадить в лодки и отправить на тот берег.

– Много их в городе?

– Тыщи две-три. Мы ещё хватим с ними мороки.

– Вот и займитесь, не откладывая. Можете, конечно, и в лодки сажать, но боюсь, у нас лодок не хватит. К тому же следует учесть, что лодки эти могут понадобиться мятежникам для нападения на нас. Так что лучше следите за порядком и пресекайте, пресекайте!

– Городовых не хватает, ваше превосходительство.

– Обратитесь в войсковое правление. Скажите, атаман приказал выделить полтора десятка казаков – следить за порядком.

– Полтора десятка маловато, лучше полсотни.

– Лучше, но у меня их нет. Два десятка, и – точка!

– Слушаюсь!

Генерал разговаривал с полицеймейстером и не видел, что за спиной терпеливо дожидается депутация. Батаревич деликатно кашлянул и слегка кивнул головой, намекая на постороннее присутствие.