Дорога в две тысячи ли
Шрифт:
– Тогда пусть небесная госпожа еще раз хорошенько присмотрится к нашему князю, - не сдавался телохранитель, пока они возвращались в её шатер. – Другого такого во всей Поднебесной не сыскать. Чтоб и молод,и собой пригож,и отважен, и благороден.
– орошо, я присмотрюсь, – проворчала Таня и подумала : «Насмотрелась я уже на твоего князя, дяденька».
Темна была ночь под Динтао, темна, холодна и подозрительно тиха. Накануне вечером Сян Лян читал послание от господина Сун И, оставленного в Пэнчэне присматривать
– «Ваши недавние победы не принесут добрых плодов», – зачитывал он вслух.
– Нет,ты только послушай, Тьян Ню, что он несет! «Они только разозлили Ли Чжана, и теперь император пошлет ему немалое подкрепление. у вас ныне войско не так уж велико. Что будете делать, мой господин?» Наглец, да как он смеет?
Тане коротышка-чусец не понравился с первого взгляда. Особенно его маленькие узенькие глазки, кучковавшиеся возле того места, где должна быть переносица,и которые при виде небесной девы становилось масляными от похоти. В присутствии Сян Юна он на девушку даже не смотрел, но стоило генералу отвернуться, сразу начинал причмокивать и показательно так облизываться. Фу, гадость!
– А почему вы так уверены? – спросила Таня, подливая чай в любимую дядюшкину пиалу – голубую с прожилками, гладкую и круглую, как скорлупа яйца какой-то диковинной птицы.
Воздух в преддверии весны был такой стылый, что никакая шуба не защищала. Согреться можно было только изнутри.
– Моя разведка ничего о подкреплении не сообщает. Поживем - увидим, - Сян Лян поднес к лицу девушки свитoк со столбцами иероглифов.
– Гляди, что пишет этот мерзавец: «и все же моя тревога o вашей безопасности растет с каждым часом». И вoт еще: «умерьте свое высокомерие». Каков, а?
Чаепитие вприкуску с неприятным письмом пошло дядюшке не впрок,и он демонстративно не стал доедать рыбу, нафаршированную травами, поданную на ужин. Затем, чтобы развеять темные мысли, позвал флейтистку – крошечную некрасивую девушку из Чжао. Но музыка вызвала лишь головную боль. Соответственно, и партия в вейци тоже отменилась. А Таня так рассчитывала ещё раз прощупать намерения дядюшки Ляна. Пока племянник гoнял циньцев по Сун, девушка и так,и эдак намекала, что идея брака ей по нраву, Сян Юн – люб, ну почти люб,и дело только за малым – получить трон Сына Неба.
«Ладно, - сказала она себе перед сном. – Завтра я буду еще милее, еще ласковее. Глядишь, он отдаст рыбку. Надежда слабая, но все равно она есть».
Таня проснулась перед самым рассветом от чьего-то истошного крика. Подскочила на постели и в одной лишь рубашонке бросилась глядеть, что случилось. Откинула полог и замерла, приколоченная ужасом к месту, на котором стояла. В самый опасный и темный час на лагерь Сян Ляна напали циньцы. И Таня, сама того не желая, очутилась в самой гуще побоища. Все вокруг горело и рушилось, люди рубили друг друга мечами, прокалывали копьями, прошивали стрелами. Мальчишке-стражнику набросили на шею аркан и тянули за лошадью. Пылал шатер Сян Ляна, а он cам рубился с воином в круглом шлеме.
– А кто тут у нас?
Таня испуганно взвизгнула и обернулась. На неё шел здоровенный мужик, забрызганный кровью от макушки до пят, как мясник на скотобойне. К его доспеху прилипли кусочки плоти.
Девушка бросилась бежать и тут же попалась. Широкая,твердая от многолетних мозолей ладонь залепила ей рот. Таня почувствовала, что сейчас умрет от разрыва сердца.
– Спрячься за моей спиной, детка, - сказал Сунь Бин и заслонил Татьяну собой
– Эй, зачем такому старому такая цыпочка? Отдавай её ме!
– расхохотался циньский солдат и протянул руку.
Из палатки, куда ворвались сoлдаты, уже раздавались душераздирающие вопли служанок.
– Благородный господин, наверное, пошутил, – хрипло рассмеялся телохранитель и сделал молниеносный выпад, удивительно легкий для такого коренастого, практически квадратного телосложения, как у дядюшки Бина. И Таня не успела глазом моргнуть, ка её защитник пронзил циньца насквозь копьем. Как бабочку на иголку насадил. А потом, молодецки ухнув, выдернул оружие из мертвого тела.
– А теперь бежим отсюда!
– Как же... Сян Лян? Девушки? А куда-а-а-а!
– кричала Таня уже на бегу. Сунь Бин тянул её за собой едва ли не волоком, попутно отбиваясь от всех встречных-поперечных. Ему было без разницы – свои или чужие, лишь бы не заграждали путь.
– Рядом будь, детка! Рядом! Рядом! Я сказал!
И она цеплялась за старого чуского воина, как за свой последний шанс уцелеть в этом кромешном аду.
– Дяденька-а-а-а...
– звала она, заполошно озираясь по сторонам.
Везде была смерть, везде была кровь. Никакого спасения, никакого выхода.
– Я тут, деточка, – отвечал Сунь Бин голосом Петра Андреевича рловского.
– Я с тобой!
А затем он стремительно разворачивался на месте и колол, бил, протыкал копьем врагов, на корню пресекая любые попытки циньцев добраться до подопечной.
Когда же они все-таки выбрались из горящего лагеря, чусец просто посадил девушку себе на спину, подхватил под коленками, и побежал еще быстрее. Тане оставалось только покрепче обхватить руками его шею, закрыть глаза и стараться не думать о том, что будет , если их догонят. Ей все время чудился топот копыт за спиной, но не доставало сил оглянуться.
Сунь Бин не знал устал, словно не человеком родился, а cкаковой лошадью. Он бежал, бежал и бежал, петляя как заяц, не останавливаясь и не сбавляя темпа. И только когда чуский воин решил, чтo смерть им больше не грозит, он перешел на шаг.
– Небесная госпожа сможет идти своими ногами?
– Смогу... наверное... – прошептала Таня, но ошиблась. Колени у неё подгибались,и дальше Сунь Бину опять пришлось нести её на закорках.
– Вот мы и спаслись.
– Ты меня спас, дядюшка.