Дорога в горы
Шрифт:
— Ваше приказание выполнено! Все в порядке!
Серьезное лицо лейтенанта расплылось в улыбке. Он крепко сжал Виноградова в объятиях. Смущенный Егорка стоял в стороне и думал: «Разве тут не обознаешься? Ведь он, Виноградов, что артист: то в бабской кофте явился, а то вон в какого Гитлера вырядился!..»
На Виноградове был новый офицерский мундир с плетеными погонами. В петлице — три цветные орденские ленточки. На ногах — высокие хромовые сапоги.
— Шутки шутками, а свои могли пришибить, — заметил лейтенант, присаживаясь
— Меня? — удивился Виноградов. — Что вы? Я же ползком, с тыла… А бдительность у нас, прямо скажу, не совсем.
Командир нахмурился: насчет бдительности Виноградов прав, южный подход к скалам почти открыт. Но где взять людей, кого туда поставить? Так мало осталось бойцов…
— Старика, значит, убили?
— Пять человек потеряли, — вздохнул Головеня.
Оба замолчали.
— Да, совсем было забыл, — спохватился Виноградов и вытащил из-за голенища «Правду». — Там с самолета сбрасывали…
Лейтенант схватил газету: он, как и многие, давно уже ничего не читал. Пробежал глазами сводку Совинформбюро, хмуро задумался: немцы у Сталинграда… Подозвал Донцова, велел почитать газету солдатам:
— Пусть знают, как тяжело Родине, — и, помолчав, добавил: — Знаешь, Донцов, будь-ка ты вроде комиссара. Куда тебе теперь с одной рукой?
У Донцова загорелись глаза. Он и сам думал, чем бы заняться: нельзя же с утра до вечера лежать в пещере и смотреть на раненую руку. Окрыленный словами командира, Степан не пошел, а побежал.
— Значит, чуть не пропал? — снова спросил лейтенант у Виноградова.
— Было, — заулыбался тот. — Попал, понимаете, в затруднение. Неприятно, конечно: один остался. А тут их колонна движется. Эх, думаю, неужели я не солдат? Выполз на тропу, и — чап, чап, нагнал колонну, в хвосте пристроился. Сам в ихней форме — чем не «эдельвейс»? Топаю, лишь бы до поворота добраться. Светать начнет — шмыгну в кусты и поминай как звали! Но тут, понимаете, колонна, как на грех, остановилась. Солдаты коней, мулов развьючивают, на землю тюки летят. Присел я и кумекаю: дальше идти мне с ними не сподручно, надо прощаться. Думаю так, а сам запал вставил, связку гранат подготовил. Прощаться так прощаться: размахнулся — и в самую гущу!..
— Постой, а нас все-таки могут обойти?
— Что вы, товарищ лейтенант!
— Мало у нас людей, — еще раз с горечью произнес Головеня. — Послать бы кого за подмогой, может, партизаны где есть в горах. Или такие же, как мы, отставшие. Привести бы сюда…
— А что, я схожу! — с готовностью предложил Виноградов.
— Ты тут нужен: у нас же теперь и минометы есть.
— Верно. А может, Якимовича послать? Парень башковитый.
Час спустя Якимович покинул гарнизон и скоро скрылся в ущелье.
А лейтенант отвел Виноградова в низину, где стояли два трофейных миномета, и тут же назначил его командиром батареи.
Виноградов сразу взялся за дело.
К минометчикам пришел Донцов: его, артиллериста,
После смерти деда Наталка стала молчаливой, подавленной. Хоть и старалась не плакать, а все равно будто свет померк в ее глазах.
Горевал и Егорка. Думы о дедусе сливались у него с думами о матери, оставшейся там, где теперь враги. Мальчик не хотел, чтобы его видели плачущим, но слезы сами навертывались на глаза. В такие минуты он торопился к самому близкому человеку, к Наталке, и только тут давал исход своему горю. И девушка не пыталась успокаивать его: пусть выплачется, потом будет легче.
А Головеня с нетерпением ждал возвращения Якимовича.
Тот вернулся в Орлиные скалы на следующий день, к вечеру. Проголодавшийся, усталый, еле передвигая ноги, он поднялся на огневые и, увидев командира, начал докладывать о выполнении задания.
Якимович шел без отдыха почти весь день, зорко всматриваясь, нет ли кого в ущелье, не покажется ли кто из-за скалы. Но как ни напрягал зрение, все было тщетно. Лишь изредка, нарушив тишину, пролетит птица, покатится камешек из-под ног. И опять — ни звука…
Ближе к вечеру Якимович подался на гребень перевала и присел отдохнуть. И вдруг внизу, за речкой, увидел человека. Вот он спускается по крутому склону, тянется к воде. У Якимовича было на редкость острое зрение, но и он не мог различить, что это за человек: военный или штатский. В руках у него то ли палка, то ли винтовка. «Может, партизан?» — подумал солдат и, сложив ладони рупором, закричал изо всех сил. Но тот, внизу, не услышал. Балансируя, он перешел по камням, торчащим из воды, через речку и скрылся в расщелине.
Обо всем этом Якимович подробно рассказал теперь командиру.
— А больше никого не видел, — добавил он. — Ни живой души нет.
Отпустив солдата, Головеня еще долго сидел один и думал. Ему не верилось, что в горах никого нет. Если там, у речки, ходил человек, значит, дальше, за речкой, наверняка есть партизаны или какая-то военная часть. В крайнем случае группы солдат, бежавших в горы из плена или окружения. Как же связаться с ними?
Но, с другой стороны, неужели те, кто пришел в горы раньше, остановятся на полпути? Какой смысл? Они, конечно, пойдут до Сухуми, где наверняка формируются части, которые снова вернутся на перевал. Кто знает, может, такие части уже идут сюда, чтобы встретить и остановить врага, не допустить его до перевала. Может, и ему, Головене, надо было поступить так же? Но нет, он поступил правильно: пока подтянутся наши войска, гарнизон Орлиных скал будет держать перевал на замке.