Дорога в Монсегюр
Шрифт:
Подробный труд о крестовом походе против альбигойцев на русском языке, кажется, один: это трехтомное сочинение доцента кафедры всеобщей истории Казанского университета Н.А. Осокина, надворного советника (70-е годы XIX века). Чтение этого труда уже само по себе великий труд.
Современники Монфора оставили две хроники, писавшиеся одновременно и параллельно.
«История альбигойцев» написана Петром Сернейским, монахом цистерцианского ордена, племянником аббата Гюи — того самого, который был с Монфором под стенами Зары. Петр превозносит Симона как только может, а
Нетрудно догадаться, что надворный советник Осокин безнадежно увяз в этих двух взаимоисключающих хрониках. Его буквально рвет на части некое противоречие. Поначалу я относила отсутствие ясности в изложении событий у г. Осокина на счет его неумения критически осмысливать источники. Его точка зрения на факты колеблется, часто меняясь на прямо противоположную. Излагая события по Петру Сернейскому, он говорит о Монфоре сочувственно. Переходя на Анонима, он мгновенно принимается рисовать Монфора и его соратников инфернальными злодеями.
Однако постепенно я приходила к выводу, что противоречие лежит куда глубже, и г. Осокин не то не осмыслил его, не то с ним не справился. Противоречие кроется в том, что прочная романтическая традиция («бель Лангедок» и т. д.) и факты («упрямая вещь») находятся в непримиримой оппозиции друг к другу.
Я сделала одно-единственное изменение в подходе к теме. Оно состояло в том, чтобы допустить, что Симон де Монфор был искренне и глубоко верующим католиком. И в дальнейшем рассматривать все происходящее глазами ортодоксального христианина. И неожиданно…
Вот факты.
В 1202 году был объявлен новый крестовый поход в Святую Землю (четвертый). Активным проповедником этого мероприятия был Фульк из Нейи. Кстати, он умер через год после начала похода и не имел никакого отношения к войне с альбигойцами. Авторы «Анжелики», являя восхитительное невежество, путают Фулька из Нейи с Фальконом, епископом Тулузским.
Четвертый крестовый поход ознаменовался скандалом. По ряду причин воины Христовы ограбили сперва Зару (Задар), а после Константинополь, невзирая на то, что города эти были населены христианами.
Современники и участники событий оставили о них свои воспоминания — Жоффруа де Виллардуэн, вершивший политику «наверху», и Робер де Клари, человек из «низов», небогатый рыцарь.
Клари обижен на знать, которая сама-то пограбила вволю, а бедным рыцарям оставила объедки. Но в одном он совершенно единодушен с Виллардуэном: оба называют Монфора дезертиром, предателем и трусом.
Забавно, что почтенный немецкий автор Бернгард Куглер в «Истории крестовых походов» (1895) следует именно их версии и договаривается до сущей нелепицы: «Буквы папских заявлений держались в войске только фанатики — Монфор с приверженцами — и они покинули своих
Итак, в «константинопольской истории Монфора» мы имеем:
1) определения, данные Монфору: фанатик, дезертир, предатель и даже трус;
2) факт: Монфор отказался участвовать в грабительском походе против города, населенного христианами.
Отбросим определения. Попробуем вглядеться в факты, имея в голове то единственное допущение, о котором говорилось выше: Симон был искренне верующим человеком. В Константинополе знатные рыцари взяли хорошую добычу. Монфор — родня королю; его жена Алиса де Монморанси — сестра коннетабля Франции. Можно предположить, что граф Симон ушел бы из Византии отягощенным великим богатством.
Он отказывается. Вместо этого он ссорится почти со всеми высокопоставленными лицами королевства (в том числе и с родственниками жены), уходит от Зары на север, в Венгрию, едва не погибает от голода и, наконец, добирается до Палестины. Спустя год он вернулся домой, не покрыв себя славой, но и не запятнав позором.
Иными словами, мы наблюдаем довольно редкое явление. Человек предпочитает чистую совесть верной наживе. Спрашивается: какую цель преследовали откровенные грабители Клари и Виллардуэн, когда поспешили облить его грязью и назвать «трусом»?
Постепенно я начинала приходить к выводу, что Монфор в принципе практически никогда не поступался своей честью и на компромиссы с совестью не шел. Другое дело, что его рыцарский и католический кодекс чести сильно отличался от морального кодекса строителя капитализма. И тем более — от тех нравственных правил, которые культивировали романтики, французские и русские, не говоря уж о прекраснодушной профессуре брокгаузовских времен.
Симон IV — второй сын Симона III, его младший брат Гюи — третий. Их старший брат звался Амори.
Начиная с того злополучного крестового похода, мы постоянно видим имена Симона и Гюи рядом. Об отношениях между братьями можно только догадываться. Но имеется ведь факт: младший брат ни разу не предал старшего и иной раз удерживал от безрассудных поступков. Гюи де Монфор погиб, сражаясь за своего брата. В точности не определено, когда именно это случилось. У меня есть основания сомневаться в достоверности тех дат, которые приводятся в книгах, поэтому я предпочла свою версию. Косвенным подтверждением тому, что Гюи погиб раньше Симона служит то обстоятельство, что после смерти Симона войну возглавил не Гюи, а молодой Амори. У Гюи было больше опыта и больше шансов победить.
Любопытно сопоставить то, что мы можем узнать о Монфоре, с тем, что известно о его антагонисте, о добром графе Раймоне VI Тулузском. Образ романтического графа начинает стремительно увядать, стоит лишь произнести слово «брат». Младший брат Раймона Тулузского Бодуэн перешел на сторону Симона, получил от того земли и вообще был им всячески обласкан (обычное поведение Симона по отношению к южанам, переходящим на его сторону). Затем счастье изменило Бодуэну, он попался в руки своего старшего брата и был им повешен.