Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути
Шрифт:
– Порядок? – спросил Ратников, вглядываясь в экран индикатора кругового обзора.
– Так точно, станция боеготова тремя каналами, – доложил Малышев.
– Ратников одел наушники, связался с командным пунктом полка:
– Докладываю 703-й, на рабочем месте полные боевые расчеты, боеготов тремя каналами. Уточните задачу.
Взглянул на часы – уложился с запасом.
– Ратников, почему так долго!? Все уже давно доложили, а ты чухаешься! – тревожный голос командира полка свидетельствовал о том, что «Готовность» не обычная учебно-тренировачная.
– У меня в запасе еще четыре минуты, я уложился в срок прибытия, – не принял упрека Ратников.
– Какой там срок! Нарушитель госграницы, прямо на тебя прет! Смотри азимут 170–180! –
Подполковник, кося глаз на свой ИКО, посмотрел в рядом расположенный планшетный зал. Здесь на большом в полкомнаты планшете из оргстекла планшетист в наушниках, высунув кончик языка, аккуратно проводил линию черной тушью – курс самолета-нарушителя, который ему передавали с приграничных РЛС раннего обнаружения. Линия пересекала отмеченную красным госграницу и углублялась на советскую территорию севернее озера Зайсан километров на двадцать-тридцать.
«Так, если дальше тем же курсом пойдет, минут через шесть-семь может быть в нашей зоне поражения», – тут же рассчитал Ратников. Времени действительно оставалось в обрез.
– Ракеты на подготовку! – четко произнес подполковник.
– Есть на подготовку, – защелкал тумблерами на своем пульте командир стартовой батареи.
– Расчеты от пусковых в укрытие! – продолжал командовать Ратников.
– Неужели стрелять будем? – на этот раз не по «Руководству правил стрельбы зенитными ракетами» переспросил Сивков.
– Я сказал расчеты в укрытие! – с металлом в голосе повторил Ратников. – Всем находиться на рабочих местах, быть готовым к уничтожению самолета нарушителя-госграницы.
Малышев уперся взглядом в переключатели своего пульта – все ли готово для производства пуска. Ратников же вполуха слушал команды с полка. Картина знакомая, у командира полка полковника Нефедова начался обычный мандраж, вызванный необходимостью принятия ответственного решения. За несколько лет совместной службы подполковник хорошо узнал своего непосредственного начальника – тот и в более простой ситуации никогда не брал инициативу на себя, не заручившись распоряжением вышестоящих инстанций. Но сейчас времени было крайне мало. Нарушитель мог оказаться в зоне поражения значительно быстрее, чем информация о нем пройдет тернистый телефонный путь от штаба полка до штаба корпуса, оттуда в округ…
Цель не отвечала на запрос и не меняла курс, еще минуты три-четыре и уже можно атаковать ГЭС и… И при удачном попадании вся масса воды скопившаяся в водохранилище устремиться в пролом, смывая все что там ниже: города, поселки, рудники, заводы… людей. Такой массы и напора воды не выдержит и расположенная ниже плотина Усть-Каменогорской ГЭС и уже вода из двух водохранилищ стеной хлынет на трехсоттысячный Усть-Каменогорск…
Ратников знал, Нефедов ответственности боится больше чем даже перспективы самому погибнуть в потоке (штаб полка располагался ниже ГЭС). Не дай Бог получится как с корейским Боингом, не того сшибем, это же разжалуют и без пенсии сразу уволят – все годы службы коту под хвост. Потому Ратников иной раз вот так, вроде бы невзначай, подначивал своего начальника. Вообще-то в сознании Федора Петровича давно уже сформировалась собственная «оборонная доктрина», совсем не совпадающая с официальной генштабовской. Согласно своей доктрине подполковник на 110 % был уверен, что ни американские, ни прочие натовские империалисты до его дивизиона расположенного в самом центре Евразии не долетят. Более того, с каждым годом он все менее верил тому, что ему закладывали буквально с училищной скамьи – то, что Запад, капиталисты, только и ждут удобного момента, для нападения на СССР. Зачем им война, ведь не для кого не секрет, что они живут намного лучше, чем Союз? Другое дело восточный сосед, Китай. Как говориться, чем беднее, тем воевать веселее – терять нечего, а приобрести можно. Конечно, эти свои, весьма своеобразные,
– В воздухе самолет-нарушитель госграницы, на запрос не отвечает, быть готовым к открытию огня!
Малышев ни на секунду не выпускал из вида кнопки, которую следует нажимать при команде «Пуск». Николай, несмотря на молодость, уже имел опыт боевых стрельб на полигоне, но нынешняя ситуация не шла ни в какое сравнение с учебными стрельбами по управляемым мишеням. Напряжение достигло кульминации. Операторы каждую секунду ждали команду: «Взять цель на ручное сопровождение». И тогда «она» в их руках и уже от их умения во многом будет зависеть точность наведения ракет. Комполка лихорадочно запрашивал:
– Ратников, что у тебя, где она… видишь ее?!
– Вижу, есть цель, дальность сто пять, азимут сто сорок! – доложил подполковник.
Отметка от цели плохо различалась из-за сплошной полосы «засветки», образованной горными хребтами. Но Ратников знал свой ответственный сектор, потому он без труда находил инородную точку-отметку на хорошо ему знакомом фоне «местных предметов»… Проанализировав несколько «засечек», подполковник уже не сомневался это не нарушитель, а просто случайно заблудившийся и потерявший ориентировку самолет. Небольшие расстояния между засечками и данные высотомера, говорили, что самолет, скорее всего, не военный: скорость небольшая и высота уж больно «простая» – шесть тысяч метров. Военные или разведчики летают над неприятельской территорией не так, либо на запредельно больших, либо на предельно малых высотах, где их тяжело обнаружить и отследить. И «шел» он как-то неровно, словно спотыкающийся, сбившийся с дороги путник. Видимо, летчик, наконец, сообразил, что залетел «не в ту степь» и начал менять курс. Планшетист это отобразил поворотом линии курса более чем на девяносто градусов.
– Он, что поворачивает? – с надеждой прозвучало в наушниках – видимо планшетист в полку тоже отобразил ситуацию.
– Да, пошел на север-северо-восток, – подтвердил Ратников и услышал в ответ облегченный вздох на другом конце провода. По всей видимости Нефедов до сих пор еще не получил «высочайшего» распоряжения.
Через пару минут летчик уже окончательно уяснил куда залетел, и, развернувшись, на максимальной скорости уходил к себе. Никто кроме Ратникова и планшетиста не знали, что нарушитель повернул – весь дивизион продолжал пребывать в напряженном ожидании. Ратников молчал – нельзя расхолаживаться пока «он» еще по эту сторону границы… Вдруг внутристанционная ГГС заговорила голосом Гусятникова. Он доложил, что в одной из систем станции возникла неисправность – один из боевых «каналов» вышел из строя.
– Устранить! – как всегда скомандовал Ратников, хотя отлично знал, что поломку уже устраняют и без его команды, а Гусятников доложил по причине, чтобы, если начнутся боевые пуски, стреляли другими, исправными «каналами».
На рабочих местах сидела первая, основная смена операторов – опытный, проверенный полигоном расчет. Вторая смена, состоявшая из солдат последнего призыва, толпилась в дальнем углу КП, во все глаза смотрела на происходящее. Вдруг, сидящий ближе всех к Ратникову, рядовой Лавриненко ткнулся головой в металлический шкаф и стал медленно оседать с крутящегося стула.
– Малышев, что с ним!?
Выведенный возгласом командира из своего сосредоточенного состояния, старший лейтенант вскочил, подхватил солдата под мышки, резко встряхнул. Оператор очнулся, но рассеянный взгляд, побледневшее, в каплях пота лицо не оставляли сомнений – с ним случился обморок.
– Фельдшера, быстро… Аржанников, садись на его место! – закричал Малышев.
– Я!? – недавно призванный солдат, потерянно оглянулся, в надежде, что произошла ошибка и приказ адресован все-таки не ему.