Дорога в Омаху
Шрифт:
– Пожалуйста, молю вас, не причиняйте мне зла! Не надо!.. Я… О боже! Не режьте меня! – Трясясь всем телом, госсекретарь неловко отступал в тень дерева. – Право, вы не должны меня калечить! Пролить кровь священника – страшный смертный грех!
– Я тебя заприметил еще пятнадцать минут назад, ангельский котик! – зашипел (или зашипела?) мужчина (или женщина?). Его (или ее) сморщенные ярко-красные губы и набрякшие пурпурные веки искривились в тусклом свете. – Тебя и эту ужасную тряпку у тебя на голове! Ты позоришь честных извращенцев!
– Что?
– Как
– Но, право, мадам… мистер… Простите, не знаю, как обращаться к вам…
– Ты что, оскорблять меня вздумал, змеиная рожа?
– Клянусь честью, нет! – Левый глаз Пиза бешено завращался. – Я только хочу вам сказать, что вы не знаете…
– Я все отлично знаю! Такие, как ты, мерзавцы, всегда носят с собой что-нибудь лакомое на случай, если вдруг кто-то подвернется. Раскрывай свои карты, падла поганая!
– Деньги? Вам нужны деньги? Ради бога, возьмите все, что у меня есть! – Госсекретарь начал копаться в карманах, извлекая из них сложенные банкноты. – Вот-вот, берите!
– Что брать, уж не это ли дерьмо? Сейчас я вспорю твои карманы, а потом начну тебя резать. – Монстр-гермафродит теснил Пиза в самую тень. – Только пикни, и я отрежу тебе губы, ясно, хорек вонючий?
– Смилуйтесь! – заскулил госсекретарь. – Вы же не знаете, кто я…
– Зато мы знаем! – раздался позади него глубокий голос. – Броуки и вы, командир Игрек, обезоружьте этого бандита немедленно!
Престарелый выпускник Уэст-Пойнтской военной академии и пожилой, крепко сбитый верзила из Бруклина тотчас набросились на налетчика. Один из них вырвал у него из рук бритву, другой схватил его за ноги, спутанные широкой цветастой юбкой.
– Попалась, ублюдская шлюха! – завопил Манджекавалло.
– Теперь не уйдешь! – закричал Броукмайкл, срывая седовласый парик, возвышавшийся над нарумяненной морщинистой физиономией уличного грабителя.
Винни Бам-Бам, обнаружив, что перед ним мужчина, а не женщина, как решил он было поначалу, принялся молотить остервенело отвратительную фигуру, свалившуюся наземь.
– Зловонный кусок подгнившего сыра! – ревел он.
– Отпустите его, командир! – распорядился Хаук. – Пусть сматывается отсюда!
– С какой стати его отпускать? – воспротивился Броуки Второй. – Этого мерзавца следует упечь за решетку.
– Но перед этим – переломать ему его ублюдские ноги! – заявил якобы почивший в бозе директор ЦРУ.
– Не собираемся ли мы выдвинуть против него обвинения, джентльмены?
– Что?.. – Броукмайкл отступил назад.
Манджекавалло вздернул резко голову, отчего его парик съехал набок, прикрыв бакенбардой нос, а глаза – рыжими прядями.
Броуки Второй обратился к бывшему директору ЦРУ:
– А ведь в этом есть резон, командир, как вас там…
– А ведь, возможно, он и прав, – откликнулся Винсент и последний раз поддал преступнику коленом под ребра. – Вон отсюда!
– Эй, ребята! – ухмыльнулся тот во весь рот и, сорвав с себя парик, швырнул его оземь. –
– Катись, пока мы не передумали!
– Ухожу, ухожу! – Мошенник в развевающейся юбке перебежал лужайку и исчез в толпе.
– Боже мой!.. О! Боже! – причитал сбоку от Хаука Уоррен. Он лежал на земле, уткнувшись лицом в траву и обхватив голову руками. – Благодарю вас!.. Благодарю!.. Если бы не вы, меня могли бы убить!
– Почему бы вам не встать и не посмотреть, захотите ли вы жить? – произнес Хаук тихо и, запустив руку в карман, вытащил магнитофон.
– Что?.. Что? Почему вы так говорите? – Сев с превеликим трудом, Уоррен Пиз увидел справа от себя увешанную наградами военную форму, а затем, к несказанному своему ужасу, разглядел и лицо стоявшего рядом с ним человека. – Броукмайкл!..
И тут Маккензи включил магнитофон. Зазвучал голос Броукмайкла:
«– Я говорю о государственном секретаре! Это в связи с его заданием моя „смертоносная шестерка“ находится сейчас в Бостоне!.. Знай, этот Пиз с глазами алкоголика катит на тебя бочку!..»
– Речь-то идет не о таком деле, с которым можно было бы обратиться в суд, не так ли, господин секретарь? – спросил насмешливо генерал Броукмайкл, пока Хаук выключал магнитофон. – Вы решили принести нас в жертву: старого солдата, который так и обречен до конца жизни оставаться под подозрением, хоть и был реабилитирован, и его подразделение, состоящее из прекрасных молодых людей. Мы ведь людишки столь мелкие, как и Мак, присутствующий здесь, что с нами можно не считаться. Мак не принадлежит к числу моих ближайших друзей, но он не заслуживает того, чтобы его сбросили в Арктике на плавучую льдину.
– О ком это вы?
– Ах да, я не представил вам Мака. Это бывший генерал Маккензи Хаукинз, дважды лауреат почетной медали конгресса. Сперва вы пытались… ну, скажем так, нейтрализовать его, а потом, когда у вас ничего не вышло, приказали моей группе похитить и переправить мятежного генерала в место, которое следовало определить по ходу дела, – несомненно, где-то на Крайнем Севере.
– Скажу откровенно, я не в восторге от знакомства с вами, господин секретарь, – сказал Хаук. – Простите меня, но руки я вам не подам.
– Но то, что вы затеяли, безумие! Чистейшее безрассудство! На карту поставлено слишком многое! Под угрозой наша безопасность, ударная сила нации!
– И единственный способ привести все в порядок – избавиться от недовольных, не так ли? – сказал Маккензи. – Вместо того чтобы аргументировать свою точку зрения, вы предпочитаете устранять неугодных, которые, скажем так, на вполне законном основании обратились в суд.
– Вы переворачиваете все с ног на голову! Имеется еще много чего – экономические расчеты, расходование фантастически огромных финансовых ресурсов… А также – о боже! – моя яхта, членство в столичном клубе, годовое собрание выпускников нашего класса и, наконец, заслуженный мною тот образ жизни, для которого и был я рожден! Вы не желаете ничего понимать!