Дорога в Омаху
Шрифт:
– Я думал, вы рассердитесь на меня, узнав, что я не поехал на нее с одним из наших самых богатых клиентов из-за того, что его жена продолжает преследовать меня. Но Шерли сообщил о выставке вовсе не я.
– Знаю, знаю, – сконфузился Арон. – Я сказал ей об этом, поскольку решил, что было бы совсем неплохо раскрыть перед ней еще одну благороднейшую черту твоей натуры. Из знакомых мне юристов по крайней мере пятьсот с радостью вступили бы в интимные отношения с этой дамой при первом же знаке с ее стороны.
– Сэм у нас не такой, командир Пинкус! – доложил Маккензи Хаукинз. – У этого парня есть принципы, хотя их и не всегда заметишь!
– Генерал, не могу
– А там есть телевизор? Мне хотелось бы посмотреть фильмы о войне… Ну эти, обо всем, сами понимаете.
– Само собой разумеется. Вам даже не придется вставать с постели. Нажали на соответствующую кнопку дистанционного пульта управления – и смотрите что душе угодно.
«Иисус, да я же вконец вымотался!» – подумал Дивероу, вставая со стула, и поспешил в комнату, служившую Пинкусу спальней. Едва ли сознавая, что Арон был так вежлив, что включил лампу рядом с постелью, он закрыл поплотнее дверь и тупо уставился на башмаки, догадываясь, что их следовало бы снять, но не зная, как это сделать. Впрочем, ломал он голову недолго; добравшись до кровати, Сэм рухнул на нее в беспамятстве прямо в обуви и тут же закрыл глаза. Уснул он мгновенно.
Потом откуда-то из бескрайней пустоты послышались резкие, тревожные сигналы, звучавшие все громче и громче, пока галактика, в коей он обитал, не разлетелась вдребезги после серии последовательных взрывов.
Сэм потянулся за телефонной трубкой, заметив попутно, что кварцевые часы на столике рядом с постелью показывали восемь сорок.
– Да? – пробормотал он.
– Говорят из программы «Повороши свои сбережения!». Поздравляем тебя, счастливчик! – раздался бодрый возглас. – Сегодня с утра мы обзваниваем отели в соответствии с номерами, извлекаемыми из вращающегося барабана одним из представителей нашей великой аудитории, а затем наступает и очередь комнат, на которые укажет билетик, вытащенный из второго барабана самой молодой бабушкой из нашей великой аудитории! В общем, тебе повезло! Назови только имя высокого, носившего бороду президента, выступившего с Геттисбергской декларацией [73] , и ты получишь в подарок от фирмы «Митасовицу», которой, кстати, принадлежит и эта великая телестанция, сушилку для одежды «ватаситти». Итак, мы слушаем твой ответ, герой!
73
Геттисбергская декларация – обращение президента Авраама Линкольна в связи с победой в битве с конфедератами под Геттисбергом (Пенсильвания) в 1861 г.
– Отцепись! – отрезал Сэм, жмурясь от яркого солнечного света, лившегося в окна.
– Перережь пленку!.. – завопили на другом конце провода. – Кто-то выпустил жонглирующих карликов и попал на экран…
Дивероу опустил трубку на рычаг и застонал: ему предстояло сейчас встать и снова засесть за работу. Перспектива не столь уж заманчивая! Как и обозримое будущее, все в грозивших поглотить его черных дырах и бездонных провалах, в которые он, терзаемый страшными муками, будет падать бесконечно долго, чтобы не сказать целую вечность. Проклятый Хаукинз! По какому праву этот маньяк снова врывается в его жизнь?
Но куда он пропал? Непохоже, чтобы такой помешанный на муштре и учениях вояка не приветствовал наступление утра зычным боевым кличем.
Безмолвие Маккензи Хаукинза таило опасность: чего ждать хорошего от затаившегося хищника? Поэтому Сэм, решив проявить благоразумие, встал с постели и, обнаружив с удивлением, что башмаков он так и не снял, – факт, не вызвавший, впрочем, у него потрясения, – прошествовал нетвердой походкой к двери в гостевую комнату. Осторожно открыв ее, он увидел господина Маньяка собственной персоной. Тот с благодушным видом самого доброго дедушки на свете восседал за письменным столом Арона в купальном халате и сквозь очки в металлической оправе просматривал этот не в добрый час составленный отчет.
– Это ваше утреннее чтиво, Мак? – произнес саркастическим тоном Дивероу, входя внутрь.
– Хэлло, Сэм! – тепло приветствовал его Хаук, снимая очки. Ну чем не пожилой академик на покое, любовно и нежно взирающий на мир! – Надеюсь, хорошо спал? Я не слышал, чтобы ты вставал.
– Избавь меня от этой старомодной лицемерной рутины! Я полагаю, что ты, гнусный питон, слышал каждый мой вздох, не говоря уже о телефоне. И если бы возле дома росли деревья и вокруг расстилалась тьма, то, наверное, моя шея уже была бы в гарроте.
– Сынок, ты, право же, несправедлив ко мне, и, позволь мне сказать, данное обстоятельство весьма огорчает меня.
– Настоящая мания величия: подумать только, трижды употребить в одной фразе местоимение «я», хотя бы и в разных падежах!
– Постараюсь учесть замечание: все мы ведь меняемся, мальчик.
– Леопард как рождается с пятнами на теле, так и умирает. Ну а ты – тот же леопард.
– Думаю, леопардом быть все же лучше, чем питоном, не так ли, мой мальчик?.. Тут на столе сок и кофе и пара пирожных. Отведай немного: они увеличивают по утрам содержание сахара в крови, что, скажу тебе, чертовски важно.
– Уж не занялся ли ты гериатрией? [74] – съехидничал Дивероу, подходя к столу и наливая себе кофе. – Может, даже продаешь аборигенам тонизирующие средства?
– К сожалению, гериатрия здесь ни при чем: я не становлюсь моложе, Сэм, – ответил Хаукинз с печалью в голосе.
– Я как раз думал об этом, и знаешь что решил? Что ты будешь жить вечно, представляя постоянную угрозу для нашей планеты.
– Весьма впечатляет, сынок! Но угрозы бывают и хорошие, и плохие. За статус же, в который ты возвел меня, большое спасибо!
74
Гериатрия – лечение отклонений, вызванных пожилым возрастом.
– Боже мой, ты невозможен! – пробормотал Дивероу, забирая свой кофе и садясь на стул перед письменным столом. – Мак, где ты раздобыл подобную документацию? Как удалось тебе заполучить это? И кто составил на основе этих материалов отчет?
– А разве я не говорил?
– Если и говорил, то я, находясь в состоянии шока, не уловил этого. Давай-ка начнем с секретных материалов из закрытых архивов. Итак?
– Видишь ли, Сэм, ты должен попытаться понять психологию тех из нас, кто трудился на правительственной ниве, независимо от того, в гражданской ли то было сфере или в военной. И постарайся представить себе ту парадоксальную ситуацию, в которой очутились мы после долгих лет службы…