Дорога в прошедшем времени
Шрифт:
Если в 1985–1986 годах можно было уверенно «командовать» ради дела, ради решения каких-то конкретных социально-экономических проблем, то чем дальше от начала перестройки, тем больше времени уходило на далеко не продуктивные разговоры, споры. Аппарат ЦК сменил акценты: то каждый день спрашивали за надои, за кормоединицы, сейчас – за количество претендентов на одну выборную должность.
Кооперативы, паразитируя на государственных предприятиях, только взвинтили цены, собственность на средства производства как была общей, то есть ничейной, так и осталась.
Что безусловно удалось М.С. Горбачеву, так это поднять политическую активность людей, масс, как говорили.
Конференция открылась 28 июня 1988 года. М.С. Горбачев выступил с докладом. Это уже был не 1985 год и не XXVII съезд. О марксизме-ленинизме пока еще не забыли, но помянули его совсем в ином ключе.
«Новое прочтение получают многие идеи К. Маркса и В.И. Ленина, которые до недавнего времени либо воспринимались односторонне, либо вовсе замалчивались. В борьбе с догматизмом возрождается (?) творческое начало научного, гуманного социализма… Интеллигенция искренне поддержала урок правды, данный XXVII съездом… Главный политический итог послеапрельского периода – начавшаяся материализация идей обновления, нарастающая поддержка советским народом курса партии на перестройку…»
«Не означает ли это, что революционные преобразования стали необратимыми? – спрашивал Горбачев и отвечал: – Нет, не означает. Мы еще не преодолели глубинных причин торможения, не везде подключили, а в чем-то не выработали механизма обновления… Перед нами сегодня много сложных вопросов. Но какой из них ключевой?
ЦК КПСС считает, что таким вопросом является реформа нашей политической системы».
Это была ошибка. Ошибка не в том плане, что политическая реформа была не нужна, по крайней мере, это был вопрос не первостепенной важности. Кардинальные экономические преобразования были гораздо более необходимы. К сожалению, они были возможны только в режиме постоянного социально-экономического прироста. Слом политической системы обрекал на неудачу экономику, поскольку ослаблял управление и тем самым предопределял спад. В итоге проваливалась вся реформа («революционная перестройка»).
В докладе М.С. Горбачев немало говорил и о конкретных хозяйственных проблемах, и о радикальной экономической реформе, но упор был сделан на политику.
В то время у меня не было какого-либо заметного несогласия с Горбачевым. Первый секретарь обкома каждый день занимался конкретными хозяйственными вопросами, отстаивал в центре интересы населения области и не особенно глубоко задумывался над очевидной недоговоренностью экономической реформы. Это воспринималось как болезни роста. Важно было повышать эффективность влияния партии на все дела в стране. Однако политическая реформа ослабляла единственную вертикаль управления – партию.
Делегация Кузбасса
Меня избрали в президиум. Во время первого перерыва никуда не пошел, сидел, «шлифовал» выступление.
Смотрю – проходит Е.З. Разумов, первый заместитель отдела оргпартработы. Я его хорошо знал. Это наш земляк. Как я уже говорил, самый мудрый человек в аппарате ЦК. Со своеобразным тонким чувством юмора. Любил пошутить с серьезным видом. Евгений Зотович говорит: «Что сидишь? Имей в виду, после Михаила Сергеевича ты первый выступаешь…» Я посмеялся, воспринял это как очередную шутку. Такого не может быть. Обычно прения открывают «киты» покрупнее: Украина, Казахстан, Москва…
После окончания доклада Горбачева был объявлен большой перерыв. Я вышел на улицу. Кремлевская брусчатка была раскалена, как сковородка. Зной изнурял. Решил сходить в гостиницу, принять душ, сменить рубашку. Так и сделал. Вернулся в Кремлевский дворец съездов, когда уже звонки звонили. Только пробрался на свое место, не успел перевести дух, как слышу голос А.Н. Яковлева: «Слово имеет товарищ Бакатин – первый секретарь…»
Разволновался я страшно. Вышел на трибуну и без текста понес какую-то околесицу… Через минуту выбрался на текст… Дальше увереннее… Даже сорвал несколько раз аплодисменты.
Семь резолюций Всесоюзной XIX партконференции КПСС, по своей сути, если использовать большевистскую фразеологию, были уже «ревизионистскими» резолюциями. Но этот «оппортунизм» вызвал резкое неприятие не в массах, а в самой КПСС. С образованием Российской Коммунистической партии ее руководство стало главной оппозицией перестройке. Призывало людей встать на защиту марксизма-ленинизма. Растерявшаяся было догматическая консервативная часть КПСС, на какое-то время потеряв поддержку генерального секретаря, нашла ее в Российском ЦК. Первичные партийные организации в РСФСР раскололись. Кто «вступал» в новую партию, кто «оставался» в КПСС. Республиканские компартии (кроме латышей, эстонцев) уходили от интернационализма. Их изнутри разъедал национал-сепаратизм. В какой-то мере это была «защита» от большевистского прошлого КПСС, демонстрация независимости от Кремля. Что же оставалось от партии? А ничего. От союза компартий отказались, а без республиканских партий КПСС – всего лишь аппарат на Старой площади.
В этих событиях драматического конца партии, а в итоге и Союза Советских Социалистических Республик мне пришлось участвовать уже в иной роли.
Глава 7
Жертва демократии
Закон не может быть законом, если за ним нет силы, могущей принудить.
М.С. Горбачев был одержим демократией. Как-то он позвонил мне в Кемерово и сказал, что министр должен быть не милиционером, а, как он выразился, «политиком». Это я-то политик?! Конечно, поспособствовали этому зигзагу судьбы новые псевдодемократические формы, только-только начинавшие входить в моду в Москве.