Дорога в Рим

Кейн Бен

— И я к нему подойду, — вызвался Цимбр, бывший республиканец. — Попрошу разрешения вернуть брата в Италию.

— А мы окружим Цезаря, будто просим за Цимбра, — добавил Марк Брут. — Усыпим подозрения.

— Достанем оружие, — мрачно ухмыльнулся Лонгин, открывая деревянный футляр для стилуса. Достав оттуда кинжал с рукояткой из слоновой кости, он сделал резкий жест, словно вонзая клинок во врага. — И покончим с делом.

Взгляды всех устремились на маслянисто сверкавшее лезвие. Никто не возразил.

—

А как же Антоний? — помолчав, спросил Брут. — Не будет же он молча смотреть, как нападают на Цезаря. Его тоже убить?

— Почему бы и нет? — сощурился Лонгин. — Гордец и выскочка.

— Отлично, — согласился Гальба. — Одни боги знают, что он затеет, если его не убить. — Крутой нрав Антония был хорошо известен всей Италии.

Фабиола вновь мысленно возблагодарила Митру: избавиться одним ударом от двух врагов — это ли не счастье?

— Нет, — громко заявил Марк Брут. — Мы не шайка бандитов, мы действуем в интересах Республики. После гибели Цезаря должны состояться свободные выборы, и сенат возобновит работу, как прежде. Антоний не сможет этому помешать. — Он обвел взглядом остальных, готовый отстаивать свое мнение.

— Если ты и вправду так считаешь… — с сомнением протянул Лонгин.

— Считаю, — отрезал Марк Брут. — Значит, нужно отвлечь Антония. Задержать, не дать войти.

— За это тоже возьмусь я, — заявил Брут.

— Ты не хочешь сам убивать Цезаря? — спросил Марк Брут.

— Убийство Цезаря — благо. Но это не значит, что я мечтаю собственноручно зарезать человека.

— Честное признание, — согласно кивнул его брат.

— Погоди, — нахмурился Требоний. — Вы же с Антонием друг друга терпеть не можете!

— Именно, — откликнулся Брут. — Пора обняться и примириться.

Лонгин пробормотал проклятие.

— Антоний тебе никогда не простит, когда узнает причину.

— Мне-то что? — горько рассмеялся Брут. — Зато он потом всю жизнь будет знать, что, если бы не я, он спас бы Цезаря.

Фабиола вдруг остро почувствовала, как тяжело переживал Брут ее роман с Антонием, хоть и никогда этого не показывал, разве что в редкие минуты, как сейчас. Она коснулась его руки и прошептала: «Прости».

Брут слегка кивнул, и боль Фабиолы хоть немного ослабла. Хорошо зная любовника, она видела, что он не до конца смирился с необходимостью вступить в заговор и выпад против Антония — отчасти отголосок внутренней бури. Впрочем, отступать любовнику все равно некуда.

— Решено, — подытожил Марк Брут, не оставляя брату возможности передумать. — Децим Брут уговорит Цезаря ехать в сенат, а потом отвлечет Антония. Когда тиран войдет, к нему первым подходит Цимбр, якобы испросить милость для брата. Остальные присоединяются и отвлекают разговорами.

— Нужен знак. Чтобы ударить одновременно, — подсказал Лонгин. — Придумаем

пароль?

— Я сдвину тогу с его плеча, — объявил краснолицый крепыш Каска. — Заодно станет видно, куда бить.

Нобили одобрительно закивали, и Фабиола, упоенная скорым исполнением давней мечты, прикрыла глаза и от всего сердца вознесла благодарение Митре и Юпитеру. Мать будет отомщена. Завтра.

«А как же Ромул? — вдруг напомнил внутренний голос. — Может, он прав, а ты нет?»

Фабиола безжалостно прогнала сомнения прочь. Ей известна лишь одна истина: Цезарь виновен и завтра придет расплата.

Глава XXVII

МАРТОВСКИЕ ИДЫ

Вначале Ромул всерьез намерился идти прямиком в Лупанарий выяснять дело с Фабиолой. Стоило первому потрясению схлынуть, его душу затопила холодная ярость: как бестрепетна, оказывается, его сестра. Он вынужденно признался себе, что не удивлен мужеством Фабиолы. Их мать выжила среди всех жизненных мучений лишь благодаря отчаянной силе и стойкости, а ведь ее кровь текла и в близнецах. Фабиола годами выдерживала тяготы жизни в Лупанарии, отдаваясь мужчинам против воли, и пусть даже она стала богатой и влиятельной, принуждение сыграло свою непоправимую роль. Может, оттого сестра так безжалостна. Кто знает, не была ли мечта о мести единственной ее поддержкой на протяжении стольких лет.

Впрочем, в глазах Ромула это не оправдывало стремления убить правителя Республики. Если Цезарь не признался в насилии над Вельвинной, то Фабиоле неоткуда знать правду. Ромул не собирался убивать человека по чьей-то надуманной прихоти, а тем более Цезаря, даровавшего ему свободу от рабства, и не собирался допустить, чтобы его убила толпа строптивых нобилей во главе с сестрой.

Ромул понимал, что сейчас, когда план уже в действии, говорить с сестрой рискованно. Если она решилась на убийство, то не потерпит помех. Охранники Лупанария слепо выполнят приказ, не задумываясь, кто такой Ромул, а юноше совсем не хотелось валяться в клоаке с перерезанным горлом. Поэтому, смирив гнев, он решил принять совет Тарквиния и рано утром наведаться в дом Цезаря. Фабиолу упоминать он не будет, чтобы не стать виновником ее казни. А поговорить с сестрой можно и потом.

Вернувшись в пристанище для ветеранов, Ромул пошел искать Секунда: патеру митреума подчинялось больше полусотни бывалых ветеранов, отслуживших в легионах по многу лет. Ромул уже успел полюбить немолодого задумчивого воина. Тот чаще слушал, чем говорил, и в его скупых словах, как и у Тарквиния, неизменно крылась тихая мудрость. Ромул не удивился, когда узнал, что Секунд с этруском давно знакомы.

Патера он нашел в просторном внутреннем дворе, залитом лучами влажного весеннего солнца.