Дорога в Рим
Шрифт:
Животное не замечало Ромула, и он, не шевельнув ни единым мускулом, ждал, чем все кончится.
Громко фыркнув широкими ноздрями, носорог двинулся прочь.
Он и вправду плохо видит, потрясенно понял Ромул, перед которым вдруг забрезжила призрачная надежда. Может, удастся прикончить злобную тварь? Но куда целить? Шкура у зверя толще легионерской кольчуги, ударом в спину или даже в живот его не убьешь и даже сильно не ранишь — носорог все равно будет метаться, стараясь затоптать обидчика или поддеть его рогом. Бить в костистую голову тоже бесполезно, шея закрыта плотными
Носорог по-прежнему шагал прочь, и нетерпеливые зрители принялись забрасывать его чем попало, чтобы он обернулся к жертве. Зверь от этого только рассвирепел и быстрее затрусил к дальнему краю арены.
Ромул шагнул вперед. Затем еще. Каждый шаг давался все легче, однако путь лежал мимо растерзанного тела Петрония, и Ромул, не в силах удержаться, взглянул на друга. Окровавленного лица было не узнать, и юношу захлестнуло волной отвращения и ярости: лучший друг, преданный товарищ — и такая мучительная гибель! Неужели оставить его неотомщенным? Пощадить гнусное чудище? Ромул, остановившись, решительно перехватил копье обеими руками и отступил назад, к дощатому ограждению у края арены. В голове его зародился отчаянный план.
Публика, видя его отступление, вновь разразилась насмешками, которые тут же стихли, как только Ромул крикнул вслед твари:
— Вернись! Я здесь!
Носорог услышал призыв и, развернувшись удивительно легко для такой огромной туши, поднял голову и грозно заревел. При виде окровавленного переднего рога Ромула пробрал страх: скоро и его кровь смешается там с кровью Петрония… А может, и нет. На все воля богов. Конец — какой бы то ни было — уже приближался, и Ромула это только радовало.
Юноша наткнулся лопатками на теплую дощатую стену и остановился. Покрепче уперев ноги в землю, он не сводил глаз с носорога, который явно готовился напасть — рыл ногой песок, прижимал уши, фыркал. Наконец, качнув головой, зверь устремился вперед, на ходу набирая скорость.
Заскучавшая было публика разразилась радостным улюлюканьем: наконец-то этого идиота расплющат о стену — и тогда-то начнутся вожделенные гладиаторские бои!
Ромул, хоть и исполненный ужаса, стоял на месте. Бежать все равно некуда, а сейчас он хотя бы вооружен и способен защищаться — прежде чем попадет в Элизиум. Сердце неистово билось, в памяти мелькали те, кого Ромул любил: мать, Фабиола, Юба, Бренн, Тарквиний, верный Петроний. Из них он уверенно числил в живых одну лишь Фабиолу — пусть боги даруют ей благополучие и счастье. Уж встречи с сестрой ему точно не миновать, хотя бы и в Элизиуме.
Воспоминания придали ему сил, осталось лишь довершить задуманное — и он отбросил копье так, чтобы оно легло справа, наконечником к его ногам.
Среди зрителей послышались недоверчивые смешки, кто-то крикнул: «Что, раздумал биться?»
Земля уже гудела от носорожьего топота, надвигающаяся туша словно росла на глазах — и все существо Ромула вопило, что надо сбежать, спрятаться, отпрыгнуть в сторону. Сердце рвалось из груди, однако юноша не сходил с места: двинешься раньше срока — зверь успеет свернуть вслед, промедлишь — вдавит тебя в стену.
Весь
Выждав мгновение, когда зверь окажется от него в трех шагах, юноша прыгнул в сторону.
Тут же раздался оглушительный треск: зверь с размаху врезался в толстую деревянную стену, так что передняя часть головы вместе с рогом пробила доски и застряла в отверстии. В спину Ромулу, упавшему лицом на землю, полетели щепки, в рот набился песок с арены. Где-то сзади ревел взбесившийся носорог, пытаясь вытащить голову из ловушки, гулкий рык эхом отдавался от деревянной стены, расшатываемой мощным телом. Доски угрожающе скрипели, и Ромул понял, что медлить нельзя.
Он рывком вскочил на колени и взглянул на врага: чудище топталось так близко, что протяни руку — и коснешься жесткой коричневой шкуры. Задняя нога, роющая песок, чуть не задела голову Ромула. Юноша протянул руку, пытаясь нащупать в песке копье, — не сразу на него наткнувшись, он запаниковал: тварь билась все сильнее, грозя вот-вот высвободиться, он не рисковал опустить глаза. Наконец пальцы сомкнулись на древке, и Ромул, переведя дух, окинул взглядом толстую шкуру, сквозь которую едва проступали ребра. По охотничьему опыту он знал, где сердце, — сразу за левой ногой, однако монстр рыл землю так яро, что юноша боялся не попасть.
Вдруг разом подались несколько соседних досок, и носорог на шаг отступил.
Ромул выругался. Действовать немедленно — иначе все усилия пойдут прахом. Положившись на умение и опыт, он изо всех сил всадил копье в носорожий бок и ощутил, как наконечник задел ребро, на миг запнулся и наконец вошел в грудную клетку — Ромул вогнал его внутрь на длину руки, провернув для верности: острое жало должно пронзить легкое, перерезать главные сосуды и достать до сердца. Лишь тогда чудище погибнет.
Из носорожьего горла вырвался оглушительный рев, зверь подался назад, освобождая голову, и выплюнул ком пены размером с кулак. К ужасу Ромула, маленькие глазки уставились прямо на него — стоящего всего в нескольких шагах. Надежда сменилась отчаянием: все шансы использованы, все напрасно…
Носорог шагнул к жертве — однако передние ноги дрогнули и подогнулись, тут же отказали задние, и огромная туша со стоном рухнула на арену. Изо рта хлынул поток розоватой крови, из копейной раны тоже лилась кровь; по алому цвету Ромул понял, что угодил в главную артерию — неведомо как. Его переполнила благодарность: Петроний отомщен и залп лучников, который наверняка последует сразу же, не изменит главного: в Элизиум Ромул войдет с высоко поднятой головой и ему будет чем гордиться даже рядом с такими героями, как Петроний и Бренн.