Дорога великанов
Шрифт:
Опустив глаза и погрузившись в чтение моего досье, новый доктор сообщил о смерти Лейтнера. Я сказал, что смерть для меня лишь тогда смерть, когда известны ее причины. Тогда новый доктор уточнил, что Лейтнер утонул, когда рыбачил на севере штата. Бурное течение унесло его, тело нашли в трех километрах от места рыбалки.
Собеседник показался мне расстроенным. В такие моменты никогда не знаешь, расстроила ли человека потеря знакомого или перспектива собственной смерти. Я удивился. Не могу сказать, что я был потрясен, – скорее, эмоционально нейтрален. Мне нравился Лейтнер, я ценил его. Он относился ко мне доброжелательно, как никто и никогда, за исключением, может быть, моего отца. Новый док боялся, что я расскажу о несчастном случае другим пациентам, он еще плохо меня знал. Почувствовал ли
Я быстро осознал, что Уэлтон – полная противоположность Лейтнера. Он стремился всему дать название, обозначить каждую патологию. Обожал классификации и стремился сделать из психиатрии точную науку. Раньше он работал военным психиатром – тестировал парней, которые притворялись психами, чтобы их не призвали во Вьетнам. Затем лечил тех, которые возвращались из Вьетнама настоящими психами.
Вскоре я рассказал доку о своем отце, о его службе в спецвойсках, и таким образом быстро добился к себе доверия. Я стремительно реализовывал план. К счастью, Лейтнер оставил очень мало записей обо мне. Зато сохранились отчеты – в частности тот, благодаря которому мне позволили вернуться в школу. Я знал, что новый док хочет подогнать мой случай под определенную схему, а затем получить подтверждение моего выздоровления, поэтому я ни словом не обмолвился о своих фантазиях и дурных мыслях.
За несколько месяцев я проглотил множество книг по психиатрии. Уэлтона впечатляли мои знания. Он даже взял меня к себе ассистентом, чтобы тестировать больных. Мне это не нравилось. Не знаю зачем, но я отпустил усы, как у Уэлтона, – он был тронут.
Я сказал ему, что, убивая бабушку, чувствовал такую же ответственность, какую чувствует солдат, защищая свою семью. Док, разумеется, оценил мое заявление: ведь до того как стать врачом, он служил в армии – я сразу догадался. Жаль только, что Уэлтон проявил крайнюю неуверенность в себе и решил подвергнуть меня шоковой терапии. Он даже точно не знал, необходима ли она, но хотел устроить мне электрошок для профилактики. Может, он считал, что таким способом повлияет на мозговые волны. Я вспомнил об электрическом стуле своего детства, однако ничего не сказал. Мне дали мощное седативное средство, а затем взгрели, как лабораторную крысу. Один из эффектов шоковой терапии заключается в том, что пациент забывает ощущение от электрошока. После десятой процедуры Уэлтон решил: во мне достаточно электричества, чтобы осветить все дома Америки, и сеансы прекратились.
26
Всегда говорят, что авиакатастрофа – это совпадение нескольких факторов. Совпадение возможно лишь в определенных условиях. В моем случае – больнице не хватало мест, поэтому меня вытурили. Многие парни, вернувшиеся из Вьетнама, страдали серьезными психическими отклонениями. Каждый день в приемный покой привозили людей в бреду и с галлюцинациями. Некоторые, привыкшие к насилию на войне, просто не могли остановиться. Некоторые повредили себе мозг убойными дозами ЛСД.
Я хорошо учился и мог поступить в университет. Если бы я играл в баскетбол, мои шансы были бы еще выше. Однако я никогда не занимался спортом, не любил бегать и, подобно любому великану, отличался крайней неловкостью. К тому же во время медицинского осмотра обнаружилось, что колени у меня образуют букву Х, когда я держу ноги вместе, и мне грозят ранние проблемы с суставами. Мне посоветовали похудеть, сочли, что сто тридцать килограммов – слишком большой вес даже для моего роста.
Между решением выписать меня из больницы и моим выходом на свободу прошло два месяца. Врачи пытались отыскать моего отца. Однако он исчез и каким-то образом уничтожил все данные о себе. Понадобилось
27
Когда я увидел мать в холле, мне захотелось развернуться и уйти. За четыре года она очень ссутулилась. Она всегда больше напоминала куотербэка [48] , чем домохозяйку, однако новые очки сделали из нее бизнес-леди. Она, конечно, постарела, но раньше я не особенно к ней приглядывался, так что не знаю насколько. Ее облик меня по-прежнему пугал. Жалость в ее взгляде заставила меня почувствовать собственную ничтожность, словно я какая-то картофельная очистка, налипшая на ее туфли.
48
Куотербэк (quarterback) – в американском футболе: основной игрок нападения, разыгрывающий мяч.
Не сказав ни слова, она погрузилась в чтение моей выписки, несколько раз перечитала пункты, которые касались ее ответственности, и минут сорок пять уточняла детали. Всё это время я провел как во сне. Реальность вызывала у меня головокружение, облик матери – тошноту. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Хотел вернуться в комнату, но мать подписала последнюю бумагу. Мы покинули больницу, она шла впереди. Свет ослепил меня, хуже, чем в день моего рождения. Я смотрел по сторонам и видел изогнутые спины полей и горизонт. Бледно-голубое небо бликами отражалось на асфальте. Я вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком, и мне захотелось броситься прочь. Я подумал, что мог бы украсть у матери ключи от машины, уехать без нее, но меня тогда сразу вернули бы в больницу, а я собирался насладиться воздухом свободы.
Я сел рядом с матерью. Она молча завела автомобиль. Но как только мы выехали на дорогу, она буквально взорвалась:
– Что ты им сказал?
Я держал себя в руках.
– Это бессмысленный вопрос. За четыре года мы много о чем успели поговорить.
Она барабанила пальцами по рулю, но этого, кажется, было недостаточно. Она грохнула по рулю кулаком, словно молотком.
– Хватит уходить от ответа, Эл! Что ты им сказал? Почему они решили, что тебе будет лучше без меня? Я что, заразная? Что ты им наболтал? Ты говна не стоишь, гаденыш, ясно?!
Она была красной, как чехлы для сидений в машине.
– Ты свалил всю вину на родителей? Когда я представляю себе, что преступник и манипулятор вылез из моего собственного живота, мне хочется вырвать себе яичники! Ты даже не способен осознать свои проступки! А может, это я вложила в твои руки ружье и нажала на курок?
Она резко затормозила, и от шин поднялась пыль. Она глубоко вздохнула, затем сделала вид, что успокоилась.
– Послушай меня внимательно, Эл. Может быть, ты мой сын. Но ничто не обязывает меня тебя любить. Я сейчас работаю на серьезной работе: я личная ассистентка декана в университете. Я не хочу, чтобы ты продолжал портить мою репутацию. Тебя выпустили из больницы, потому что сочли здоровым. Теперь найди работу и проваливай отсюда. Я согласилась приютить тебя на три дня. На три дня – а потом выметайся. Порешив бабушку с дедушкой, ты покинул этот мир. Если хочешь в него вернуться – пожалуйста, без меня!
Она медленно ехала вперед.
– Что ты собираешься делать? – спросила она уже более мягким тоном.
Честно говоря, я пока не знал. Я хотел работать с мотоциклами или что-нибудь делать на природе, но мое желание еще толком не оформилось.
– Я попрошу, чтобы меня взяли во Вьетнам.
Идея показалась матери интересной и смелой.
– Тебе в этой больнице действительно промыли мозги. Я помню тебя трусом, писавшим в штаны при малейшей угрозе физического насилия. И что? В твоем нынешнем положении тебя могут взять во Вьетнам?