Дорога во Францию
Шрифт:
Наконец мне удалось успокоить его, дав понять, что такой поступок может все испортить.
Жан согласился со мной, обещав больше не обращать внимания на слова лейтенанта, каковы бы они ни были, и занялся исключительно приготовлениями к свадьбе.
День 25 июня прошел спокойно. Оставалось всего четыре дня. Я считал часы и минуты, оставшиеся до свадьбы. Только бы повенчать их скорее, а там уж можно приняться и за окончательное решение другого важного вопроса – о нашем выезде из Бельцингена.
Но над нами между тем собиралась гроза, и гром ударил вечером того же дня, то есть 25-го числа.
Глава десятая
Пруссия объявила Франции войну. Это был первый резкий удар, за которым должны были следовать другие, еще более резкие. Но не будем забегать вперед и подчинимся воле Провидения, как говорит наш кюре с высоты своей кафедры.
Итак, война с Францией объявлена, а я, француз, нахожусь в неприятельской стране! Пруссаки могли и не знать, что я солдат, но мне было лично очень тяжело. Долг предписывал мне явно или тайно покинуть Бельцинген и как можно скорее занять свое место в рядах полка. Теперь уже не могло быть и речи об отпуске, до окончания которого оставалось шесть недель. Королевский Пикардийский полк стоял в Шарлевиле, всего в нескольких лье от французской границы. Он, конечно, примет участие в первых боях. Надо быть там.
Но что будет с сестрой, господином де Лоране и Мартой? Ведь их национальность может вызвать очень серьезные осложнения. Немцы грубы от природы, и, когда разгораются их страсти, не понимают деликатности. Я содрогаюсь от ужаса при одной мысли о том, что Ирма, Марта и ее дедушка отправятся в путь через Верхнюю и Нижнюю Саксонию в то время, как там продвигаются прусские войска.
Им оставалось одно: уехать вместе со мной, воспользовавшись моим возвращением во Францию, причем надо было отправляться сейчас же и самым кратчайшим путем. На мою преданность, разумеется, они могли вполне положиться. Если даже Жан с матерью присоединятся к нам, то, мне кажется, мы все-таки будем в состоянии пробраться.
Но согласятся ли на это Келлеры? Мне казалось это так просто: разве госпожа Келлер не француженка? И Жан ведь тоже наполовину француз и мог ожидать только хорошего приема по ту сторону Рейна, в особенности когда его там узнают. Итак, по-моему, колебаться было нечего. Было 26-е число. Свадьба состоится 29 июня; тогда незачем будет дольше оставаться в Пруссии, и мы на другой день после свадьбы можем покинуть Бельцинген. Правда, нужно было ждать еще три дня, для которых мне надо запастись терпением. Ах, почему Жан и Марта еще не поженились!
Да, конечно! Но этот брак, которого мы так желали, о котором я так мечтал… этот брак немца с француженкой, был ли он возможен теперь, когда между обоими государствами объявлена война?..
Правду сказать, я боялся задавать себе этот вопрос, важность которого сознавали все, но в данную минуту избегали говорить о нем. Все мы чувствовали на сердце давящую тяжесть. Что-то будет?.. Нельзя было ни предвидеть, ни предотвратить событий!
26 и 27 июня ничего нового не случилось. Войска продолжали проходить. Полиция, казалось, усилила наблюдение за домом госпожи Келлер. Несколько раз я повстречался с агентом Калькрейта, бросавшим на меня взгляды, за которые непременно получил бы пощечину, если бы я не боялся этим повредить
Видно было, Что Марта часто плачет; а господин Жан, пытаясь скрыть свое горе, страдает еще больше. Я наблюдал за ним. Он становился все мрачнее, молчал в нашем присутствии и держался в стороне. При посещении дома господина де Лоране его как будто угнетала какая-то мысль, которую он не решался высказать.
28 июня вечером мы все сидели в гостиной господина де Лоране, где Жан просил нас всех собраться, имея в виду сообщить нам что-то не терпящее отлагательства.
Пробовали говорить о том, о сем, но разговор не клеился. По-видимому, над всеми тяготело томительное чувство, давившее нас со дня объявления войны.
В самом деле, это объявление проводило еще более резкую границу между обеими национальностями. В глубине души мы все понимали это, но тяжелее всех было Жану.
Наступил канун свадьбы, но никто не говорил о ней. Тем не менее, если не произойдет никаких перемен, Жан Келлер и Марта должны завтра отправиться в церковь, чтобы выйти оттуда мужем и женой. И обо всем этом ни слова!
Марта встала, подошла к Жану, стоявшему в углу комнаты, и взволнованным голосом спросила:
– Что случилось?
– Марта! – воскликнул Жан, – с отчаянием, проникшим мне прямо в сердце.
– Говорите, Жан, говорите, – продолжала Марта, – как бы тяжело ни было слушать то, что вы скажете, – говорите.
Жан поднял голову. Он чувствовал, что его уже поняли.
Сто лет проживу, никогда не забуду подробностей этой сцены!
Жан стоял перед невестой, держа ее руку в своей и, сделав над собой усилие, проговорил:
– Марта, пока между Германией и Францией не была объявлена война, я мог мечтать сделаться вашим мужем. Теперь же мое отечество готово вступить в борьбу с вашим, и отрывать вас от вашей родины, от вашей национальности… я не смею… не имею права!.. Потом пришлось бы всю жизнь каяться в этом!.. Вы понимаете меня… Я не могу…
Как не понять! Бедный Жан не находил слов… Но его и без слов понимали!
– Марта, – продолжал он, – нас будет разделять пролитая кровь, ваша родная, французская кровь!..
Госпожа Келлер выпрямилась в своем кресле и, опустив глаза, не смела взглянуть на сына. Легкое дрожание губ, судорожно сжатые пальцы-все указывало, как сильно она страдала.
Господин де Лоране опустил голову на руки. На глазах сестры моей блеснули слезы.
– Мои соотечественники, – снова заговорил Жан, – идут против Франции, против страны, которую я так люблю!.. И, кто знает, может быть, и я вскоре должен буду присоединиться…
Он не закончил. Его душили рыдания, сдерживаемые нечеловеческой силой воли, так как мужчине плакать не годится.
– Говорите, Жан, – сказала Марта, – говорите, пока я еще в состоянии вас слушать!
– Марта, – отвечал он, – вы знаете, как я люблю вас!.. Но вы француженка, и я не вправе требовать, чтобы вы изменили своей национальности, своему отечеству…
– Жан, – промолвила Марта, – я тоже люблю вас! И что бы ни случилось в будущем, чувства мои не изменятся! Я вас люблю и всегда буду любить!