Дорога за горизонт

Батыршин Борис Борисович

«Ижора» прошлёпала своими смешными колёсами мимо башенных броненосных фрегатов «Адмирада Грейга» и «Адмирала Лазарева». Замыкал панцирную шеренгу «Пётр Великий»; первенец русского океанского броненосного флота нёс в двух башнях четыре двенадцатидюймовых орудия – и когда-то заслуженно считался сильнейшим кораблём в мире. Конечно, теперь его мощь, откованная в русской броне, уступала гордым новичкам вроде британских «адмиралов» – но всё равно, броненосец смотрелся грозно и величественно, пробуждая смятение в гардемаринских сердцах. Ваня смотрел на броненосный ряд со смешанным чувством – он помнил, что прямые наследники этих красавцев уйдут под волны в Цусимском проливе, а их внуки сгниют на корабельном кладбище в Бизерте, или будут затоплены командами в Новороссийске. А тем немногим, кому удастся пережить мировую бойню и революционные штормы предстоит ад Таллинского перехода, стылые стоянки блокадного

Ленинграда, смертельная карусель пикировщиков в свинцовом балтийском небе…

Этому, первому броненосцу предстоит самая долгая служба: заложенный в 1869-м году на Галерном острове, он встретит Мировую войну в новом облике учебно-артиллерийского судна; послужит плавбазой субмарин, и уже в 1959-м году, закончит почти вековую службу минным блокшивом [40] Кронштадтского военного порта.

Ваня смотрел на броненосец и вспоминал другой, начинённый ядерной мощью корабль – флагман Российского флота, не сходивший в его время со страниц журналов и экранов. Тот «Пётр Великий» был во много раз сильнее всех нынешние флотов, взятых вместе – и всё же он был потомком этого неуклюжего и в то же время грозного корабля.

40

Блокшив – старое, несамоходное судно или баржа, оставленное в гавани для помещения на нём таможенного пакгауза, тюрьмы, склада и других служб. В таком качестве могут использоваться корабли самых разных классов.

* * *

За чёрными броненосными тушами высится лес мачт Практического отряда. Я заметил, как усмехнулся мой спутник – ну еще бы, парусная архаика на фоне клёпаной брони, дымовых труб и широких воронок вентиляторов. А вот мне нравятся парусники – прекрасные атрибуты ушедших эпох, элегантные на фоне этого варварского великолепия в стиле «стимпанк».

«Ижора» числилась разъездным судном Кронштадтского военного порта и швартовалась неподалёку от боевых кораблей. Вместе с нами на берег сошли лощёные флотские офицеры, священник, назначенный на броненосец береговой обороны «Адмирал Свиридов», да десятка два матросов с неизменными сундучками и узелками.

Первым в ряду Практического отряда стоял «Аскольд»; на нём проходили плавательную практику гардемарины выпускного курса. За ним «Варяг», к которому, с мористого борта приткнулась баржа; с неё на корвет передавали тюки и ящики. Поначалу я решил, что это портовое судно снабжения, но оказалось, что баржа приписана к «Варягу» на постоянной основе. На корвете проходили практику средние специальные классы, а баржа служила плавучей «выносной аудиторией». На ней под командой училищного астронома и главного навигатора, хозяина обсерваторской «бочки», капитана 2-го ранга Пиленко, гардемарины проходили астрономический и картографический практикум: учились пользоваться секстантом, делать промеры глубин, а так же изучали и вовсе загадочные дисциплины, вроде «мензульной съёмки берега» или «ведения хронометрического журнала».

Зачем я уделяю «астрономической» лоханке столько внимания? А затем, что как раз на ней нам и предстояло провести следующие две недели. Начальство сочло что в будущих «гидрографических работах» кадетам Семёнову и Овчинникову более всего пригодятся как раз такие навыки – вот и упекло нас на эту несамоходную посудину.

Назавтра баржу прицепили на буксир и вместе с нами (я, Николка и дюжина гардемаринов среднего специального класса) поволокли к острову Германшер на рейде Твермине.

Надо признать – не мы оказались на борту главной диковинкой. Кроме нас первую смену береговых астрономических наблюдений, попал ни кто иной, как великий князь Георгий – средний сын царствующего императора и младший брат Ники, будущего Николая Второго. Я уже знал, разумеется, что в нашей истории Георгий страдал лёгкими и в итоге умер от туберкулёза. Маяться ему предстоит ещё 11 лет – вернее, предстояло бы, если бы Каретников, наш чудо-доктор, вооружённый достижениями медицины двадцать первого века, не предпринял надлежащих мер. Георгия он лечил современными антибиотиками, вывезенными из 21-го века, а сейчас занят разработкой общедоступного лекарства о туберкулёза из местных ингредиентов. Перед современными препаратами местные микробы, не закалённые десятилетиями борьбы с лекарственной химией не устояли, и к концу апреля врачи не только констатировали полное выздоровление, но и разрешили Георгию принять участие в морской практике.

Великий князь – малый он не промах: с детства увлекается стрельбой и рыбалкой, и, если бы не чахотка,

вполне мог бы сделать карьеру во флоте. И не «номинальную», парадную, какую мог сделать любой из царских отпрысков. Второй сын Государя по настоящему любит море и мечтает связать с ним жизнь.

И в этом тоже, как оказалось, был выстроен хитроумный расчёт. Дело в том, что в реальной истории венценосные родители отправили Георгия в 1887-м году в длительное морское путешествие, конечной точкой которого должна была стать Япония. Мария Фёдоровна надеялась, что солнце и морской воздух пойдут сыну на пользу. Увы, на полпути, в Бомбее, с Георгием случился приступ, и он был вынужден вернуться. Николай продолжил путешествие без брата, получив в итоге саблей по голове от спятившего японского городового [41] .

41

Инцидент в Оцу – покушение на жизнь цесаревича Николая Александровича в 1891 года. Полицейский Цуда Сандзо кинулся к коляске, в которой рикша вёз Николая, и успел нанести цесаревичу несколько ран мечом.

А в здешней истории, которая постепенно сворачивает с проторённой нашей реальностью колеи, Александр решился избавить второго сына от прелестей домашнего обучения и отдать в Морское училище. Георгий с детства был и сильнее и здоровее старшего Ники; избавившись от чахоточных позывов, он быстро набирал физическую форму. И не только физическую – молодой человек с упоением погрузился в учёбу, в общество сверстников с их повседневными делами и заботами. И хотя от «особого отношения» гардемарину Георгию Романову никуда не деться – его не сравнить со строгой гатчинской чопорностью, в которой он рос до сих пор.

Спорить готов, дело не обошлось без Корфа и хитроумного доктора Каретникова. А что? Шутки шутками – а не задумал ли наш эскулап сыграть свою «попаданческую» игру, сделав ставку не на Николая, а на Георгия, как на будущего наследника престола? Вот уж не удивлюсь… Хотя, думать об этом рано; император не стар и находится в прекрасной физической форме – так что ему ещё царствовать и царствовать. Чем это обернётся для новой истории Российской Империи – гадать не возьмусь, но уж до таких глупостей, как в нашей истории, дело, хочется верить, не дойдёт. Недаром Д. О. П. работает день и ночь, и Государь проводит в ведомстве Корфа не меньше времени, чем в своей любимой Гатчине.

Но вернёмся к Георгию. За день до отбытия в Кронштадт нас пригласил к себе дядя Макар – то есть, доктор Каретников, – и под большим секретом, поведал, что нам предстоит проходить морскую практику вместе с Георгием. Сын государя старше нас и учится в первом специальном классе; и вот, пользуясь тем, что и мы оказались в той же практической группе, что и он (Три раза «ха»! Оказались! Так я и поверил в эдакое совпадение!), Каретников, передаёт нам личную просьбу Государя – ознакомить его сына с нашей версией истории последующих ста тридцати лет. И при этом – не скрывать от него никаких, даже самых шокирующих подробностей. Для этого Андрей Макарыч подготовил жёсткий диск с подборкой художественных и документальных фильмов; наша роль сводилась к тому, чтобы демонстрировать их Георгию, и, когда потребуется – давать объяснения. Я наскоро его проглядел – мама дорогая, одних полнометражных фильмов десятка три, не считая сериалов вроде «Семнадцати мгновений весны» и «Адъютанта его превосходительства». Это что ж, нам – бросать сон, что ли? Потому как ни учёбу, ни, тем более, работу с Никоновым нам никто бросить не позволит.

Оказывается, начальство учло и это. Георгий не просто проведёт с нами две недели училищной практики, а будет сопровождать нас и дальше, на борту канонерской лодки «Дождь». Вступив в строй семь лет назад, эта боевая единица уже успела «отличиться» – при переходе из Выборга в Гельсингфорс (так до революции именовали Хельсинки), канонерка запоролась на камни прямо на Транзундском рейде, где предстоит встать на летнюю стоянку «обсервационной» лоханке. Канлодка тогда получила пробоину в днище и затонула; через три дня ее подняли, подлатали и вернули в строй. Небольшой этот кораблик более всего напоминает то ли баржу, то ли землечерпалку, на которую по недосмотру строителей воткнули пушку калибром в одиннадцать дюймов. Получилось нечто вроде плавучей самоходки, типа немецкого «штуга», на котором я немало покатался в «Мире танков». Сходство оказалось ещё сильнее, когда выяснилось, что и назначение у канонерки похожее – борьба с английскими и немецкими броненосцами, если те рискнут сунуться на мелководья Финского залива. Эдакое ПБ-САУ, где «ПБ» – это «противо-броненосное».