Дорога за горизонт
Шрифт:
– Вы ошибаетесь, Уильям. – покачал головой аристократ. – Случайностям есть место везде. Даже великие шахматисты – всего лишь люди. Они могут быть нездоровы, подвержены житейским треволнениям… да мало ли? Истинное мастерство не в том, чтобы исключить случайности, а в том, чтобы ставить их себе на службу.
– И чем же нам послужит этот нелепый казус на Балтике? – осведомился Уильям. – Ведь тут речь идёт именно о случайности – чем ещё можно объяснить то, как легко русские отыскали наших агентов в тумане, в этом жутком лабиринте прибрежных шхер? Меня уверяли, что это невозможно, однако – нате вам!
– Если и случайность – то, несомненно, счастливая. – отозвался лорд Рандольф. – Теперь русская охранка не сомневается, что пресекла враждебную вылазку. Они, конечно, усилят меры безопасности, но это будет уже, как говорят охотники, «в пустой след»: мы своей цели
Высокий пожал плечами, потом неохотно кивнул.
– И вот что, Уильям. – продолжил круглолицый. – я решительно не понимаю, почему вы отменили визит в Петербург? Какие усилия не предпринимали бы наши…хм… сотрудники – без ваших связей по линии русских масонов и не обойтись. Я хотел бы получить твёрдые гарантии что вы отправитесь в русскую Пальмиру в самое ближайшее время.
Уэскотт вздохнул.
– Наверное, придётся, лорд Рэндольф. Хотя – я рассчитывал дождаться здесь, в Лондоне, каких-либо результатов по второму, африканскому этапу нашего плана. Или, на крайний случай, съездить в Брюссель.
– Сейчас сентябрь. – отозвался собеседник. – В этом году сезон дождей несколько запаздывает – так что по крайней мере до октября нечего и надеяться получить вести из Конго. Поверьте, Уильям, вы зря потеряете время.
– И всё же – вы недавно упоминали о письме, которое сумел передать ваш человек. Почему бы ему не воспользоваться прежним каналом связи, чтобы держать нас в курсе?
– Невозможно, дорогой Уильям. – покачал головой лорд Рэндольф. – Письмо было переслано через евангелистскую миссию в Буганде, на озере Виктория. С тех пор русская экспедиция углубилась в совершеннейшую глушь. Туда не то что миссионеры – туда даже арабские купцы с севера, из Судана не рискуют забираться. Да и в Судане неспокойно, так что этот способ связи нам недоступен. Но не отчаивайтесь – по нашим подсчётам примерно к декабрю русские доберутся до верховий Конго, – а там уже можно встретить бельгийцев, и… в общем, не стоит терять времени. К декабрю вы успеете уладить наши дела в Санкт-Петербурге и вернуться.
За паддоками звякнул сигнальный колокол.
– Новый заезд. – оживился лорд Рэндольф. – Пойдёмте, Уильям, посмотрим, чем на этот раз порадует нас «Принцесса Индии»?
Из путевых записок О. И. Семёнова.
«Оправданием лишениям, которые выпадают на долю человека, обыкновенно служит целесообразность поставленной задачи – той, во имя которой и претерпевались эти лишения». Уже не припомню. Кому принадлежит эта цитата. Но в своё время она заняла место в моём блокноте – а, значит, произнесла эти слова некая заметная личность. Была у меня в свой время страсть к собиранию цитат и афоризмов.
Не могу сказать, что нашей экспедиции выпали какие-то уж особые трудности. Приключения – да, в том числе и опасные; но, как говорится, «они знали, на что шли» – жалоб мне до сих пор слышать не приходилось.
А целесообразность – вот она. Неровная дыра в земляном тупике тоннеля, пробитого в недрах странного конусообразного холма на берегу безвестной речонки, в самом сердце Африки. То, к чему я стремился последние полгода; то, что углядели в хитросплетениях ино-мирных символов Евсеин и покойный ныне Бурхардт. Земляные комья с сухим шорохом осыпаются с неровных краёв дыры; из черноты, вместо сырости и плесени, которые вполне подошли бы таинственному подземелью, тянет сухой, пергаментной пылью. Невольно лезут в голову байки о «проклятии фараонов»; в бытность мою редактором закадровой озвучки в Останкино, я записал немало фильмов для телеканала «ТВ-3» – того самого, «настоящего мистического», – и уж о чем другом, а о «проклятиях гробниц», законсервированных на тысячелетия смертоносных токсинах и прочих чупакабрах, наслушался лет на двадцать вперёд. С тех пор у меня выработался иронический взгляд на разного рода таинственную шелуху – но ирония эта выставляется напоказ, для внешнего, так сказать употребления. А в глубине души по-прежнему живёт детская мечта о том, что рухнет однажды под ударом кирки тонкая земляная преграда, и в луче походного фонаря откроется зал, набитый сокровищами неведомой
«– Ты не тот, кого я знала десять лет назад.
– Дело не во времени, детка. Дело в пробеге» [72] .
Что ж, будем надеяться, что у меня пробег еще не успел накопиться настолько, чтобы подумывать о сдаче в утиль…
Видимо, смятение ясно отразилось у меня на лице – Садыков, охранявший лаз с револьвером в одной руке и с фонарём в другой, осторожно осведомился:
– Вы здоровы, Олег Иванович? А то, может отложим осмотр на завтра? Сейчас прикажу Кондрат Филимонычу сколотить деревянный щит; закупорим эту нору, приставим караул, а сами отдохнём и соберёмся с мыслями. А уж завтра, свежими силами…
72
Из ф. «Индиана Джонс: в поисках утраченного ковчега»
Я усмехнулся.
– Бросьте, поручик! Я, конечно, благодарен вам за заботу, но неужели вы думаете, что я смогу расслабиться и отдохнуть, когда тут… нет уж, чему быть, тому не миновать. Готовы? Тогда пойдёмте!
Я извлёк из набедренной кобуры револьвер – спасибо Ваньке, который ещё в сирийской поездке приучил меня к удобному тактическому снаряжению! – и обернулся. До входа в тоннель – шагов двадцать; столб солнечного света падает в нашу импровизированную штольню. В этом столбе танцуют пылинки, мельтешит разная крылатая мелочь; лучи мощных светодиодных фонарей бледнеют и почти что исчезают. Всё, ждать нельзя – а то сбегу отсюда и не остановлюсь до самого океана!
Я повернулся к лазу, широко перекрестился – наверное, в первый раз после того, как за моей спиной обрушились стены Александрийской библиотеки – и шагнул в пролом».
– И вот за этим мы топали сюда за пол-Африки? – не доу мё нно спросил Садыков. – Нет, я ничего не имею против, Олег Иваныч, наверное, это вещи нужные, возможно, даже незаменимые. Но позвольте осведомиться – что это?
– Ещё какие незаменимые, дюша мой! – усмехнулся начальник. – Могу поклясться, ничего подобного в целом мире больше не сыщется. А вот касательно того, что это такое… тут, боюсь, полезен быть не смогу. Ибо – сам не знаю. Точнее, знаю, но далеко не всё.
Они стояли посреди невысокой залы – в неё привёл лаз, пробитый в конусообразном кургане. Зала расположилась примерно на уровне грунта, в основании холма, в самом его центре – и занимала, по прикидкам, от трети до половины его диаметра. Тоннель мы начали прорыли точно с севера, сообразуясь с расшифрованными листами Скитальцев. Покойный археолог не ошибся, и остается лишь удивляться, с какой точностью нам удалось вывести тоннель к единственному отверстию в стене подземного помещения.
Полусферическое, идеальной формы; сены, словно из бетона, отлиты из мутно-фиолетовой полупрозрачной массы. Точно на север – полукруглый, вровень с полом проход, примерно в человеческий рост. Здесь можно воочию убедиться, что толщина стенок загадочной полусферы составляет не меньше двух футов. Семёнов, поковыряв ножом стекловидный материал усмехнулся: «Ну, точно, Скитальцы… вернее Странники. Будто нарочно, по «Полдню», только с цветом промашка вышла [73] … но пояснять своё замечание не стал. Не до того было – посреди зала, на невысоком шестигранном постаменте, отлитом из той же самой зеленоватой массы стояла ОНА. Невысокая, не более четырёх футов в высоту, фигура – точнее, скульптура, выполненная на первый взгляд из хрусталя. На первый взгляд – человеческая, закутанная в некое подобие тоги: складки одеяния ниспадают до самого пола и кажутся такими острыми, что о них можно даже порезаться. Лица у фигуры нет – лишь глубокий, сливающийся с тогой капюшон, под которым притаилась прозрачная мгла. Руки разведены в стороны и слегка согнуты в локтях. А в ладонях…
73
Загадочная цивилизация Странников, не раз упомянутая А. и Б. Стругацкими в эпопее «Полдень 22-й век» использовали в качестве основного материала мутно-зелёную стекловидную массу.