Дорога за горизонт

Батыршин Борис Борисович

Да разве один только Болдырев? Уже на ранней стадии к фотопроекту подключился созданный десять лет назад Пятый, фотографический отдел русского технического общества. Основанный, между прочим, на базе кружка фотографов-любителей, в который входит сам Дмитрий Иванович Менделеев! Кроме него, в Пятом отделе РТО (целиком переподчинённом теперь Д. О. П.) состоят такие, профессионалы-фотографы как Левицкий, Деньер, пионеры русской научной фотографии и фототехники Срезневский и Сабанеев – и ещё полсотни светлых голов.

В общем, дело пошло. Корф нарадоваться не может на первые результаты, выданные участниками фотопроекта – особенно после того, как они ознакомились с материалами «Наследия потомков». Барон

только успевает шлёпать этих гениев по рукам. Правило для них установлено жесточайшее: «сначала патенты, публикации потом». Знаем мы, чем это можеткончиться – оглянуться не успеешь, как разработки появятся под именем каких-нибудь братьев Люмьер, защищённые, как полагается, европейскими патентами. И придётся России снова платить золотом за российские же идеи.

Так что, все – не всё, а самую важную информацию мы сохранить сумеем. Надеюсь. Десяток фотографов день и ночь щелкают новёхонькими моментальными затворами системы Болдырева (мы не стали ждать 1889-го года, когда этому изобретению суждено было появиться своим чередом, и заранее подкинули Ивану Васильевичу чертёжик), в трёх лабораториях едвауспевают обрабатывать негативы. Мы с Николкой ходим, провонявшие реактивами, с руками в пятнах от кислот и щелочей. Не отстаёт и Воленька Игнациус, который ещё на корабельной практике был отряжён в нашу тёплую компанию как раз за познания в фотоделе.

А теперь угадайте, где располагается всё это громоздкое хозяйство? Правильно. С некоторых пор среди воспитанников Морского училища распространился небывалый интерес к фотографическому делу, а начальству наоборот, забот прибавилось – изыскивать помещения, обеспечивать охрану, а потом ещё и терпеть в строгих, овеянных священными военно-морскими традициями коридорах толпы неорганизованной «стюцкой» публики. Если бы не личное распоряжение государя – черта с два начальник Училища, контр-адмирал свиты его величества Д. С. Арсеньев, смирился бы с такими безобразиями. Зато стены учебных классов украсились роскошными цветными фотографиями боевых кораблей – в том числе и тех, что сейчас только в постройке (я не пожалел драгоценных картриджей для широкоформатного принтера и специальной фотобумаги). А в учебной программе старшего специального класса Училища появился новый предмет – курс «Общие перспективы развития военно-морского дела». За этим названием стоит история грядущих десятилетий – в приложении в морским наукам, разумеется; это первый результат работы выпускников «Особых офицерских классов». К прохождению курса допускаются только лучшие воспитанники; с этих избранных берут невиданную доселе подписку о неразглашении и строго предупреждают об ответственности за праздную болтовню. В Адмиралтействе, под шпицем, по слухам кипят страсти: приостановлена доработка судостроительной программы, и седовласые адмиралы до хрипоты спорят с напористыми выпускниками «Особых классов» о будущем флота. Адмиралам нелегко – аргументы у оппонентов убойнейшие, и не далее как вчера господин барон объявил, что через месяц в «классах» личным распоряжением Государя будет проведён особый набор – для слушателей не ниже капитана первого ранга. Будто и без того мало забот на наши с Николом гардемаринские головы…

Недели и месяцы улетали незаметно. Я регулярно получал из Москвы письма от Вареньки – в них всё явственнее ощущалось разочарование по случаю долгой разлуки. Учебные дни нанизывались один на другой, как шарики памятных нам коптских чёток. Мы стали своим в доме Никонова, играли с его сыном, которому недавно исполнился год. Ольга раздобрела, округлилась и совершенно перестала напоминать прежнюю порывистую московскую студентку. Что не мешает ей делить домашние заботы с преподаванием на женских медицинских курсах – Каретников заявил, что не намерен разбрасываться такими кадрами, как хирургическая

сестра с полным курсом Первого московского меда. В итоге, в медицинской среде столицы Ольга Дмитриевна приобрела не меньшую известность, чем наш доктор. Возглавляемая ею программа по внедрению антисептических средств и мер гигиены в родильных домах даёт отличные результаты: кое-где младенческая смертность уже снизилась больше чем вполовину. Одна беда – Никонов всё чаще жалуется, что почти не видит супругу дома…

Каретникову тоже есть чем похвастаться: в марте нового, 1888-го года получена первая партия изониазида. В нашей истории этот противотуберкулёзный препарат был синтезирован в первой половине двадцатого века и вошёл в широкое употребление только в начале пятидесятых. Простое в изготовлении, это средство против формактивного туберкулёза, появилось здесь почти на семьдесят лет раньше!

Припоминаю, как дядя Макар (простите, экстраординарный профессор Петербургского Императорского университета Каретников) при мне излагал слушателям – признаным светилам российской медицины! – способ «домашнего» получения этого чудодейственного лекарства:

«Засыпаем льдом тазик, потом берем стеклянную бутылку – лучше, конечно, трехгорлую колбу, но и бутылка сойдёт, только надо быть аккуратнее. Наливаем никотиновой кислоты – надеюсь, вам это вещество известно? Вот и отлично. Добавляем спирт, чем чище тем лучше – но и самогон голится. Добавляем серную кислоту, высыпаем лед, наливаем в тазик горячую воду, ждем. Потом – водный раствор аммиака, дихлорэтан. Как – не слышали? У вас он известен под названием «голландская жидкость».

Ставим бутыль в тазик со льдом, доливаем гидразин-гидрат – его придётся пока закупать в Европах. И – вуаля, получаем продукт; спиртом же промываем жидкость от лишних продуктов которые образуются от неточного соблюдения пропорции, или вследствие недостаточной чистоты ингредиентов.

Как, господа, вы не слышали о гидразине? Надо уточнить, может его у вас ещё и не синтезировали? Не беда – берем мочевину и окисляем гипохлоритом, он, слава богу, известен с восемнадцатого века – и готово!»

Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. На эксперименты с промышленным синтезом изониазида у доктора Каретникова ушел почти год – зато теперь есть шанс избавить человечество от такого бича, как туберкулёз. А то – ни один чувствительный роман конца девятнадцатого века не обходится без чахоточной героини. Это мы, выходит, что – Ремарку сюжет обломаем [76] ?

Ну и ладно, напишет ещё что-нибудь.

По моему скромному мнению, один этот препарат важнее всех остальных наших новинок. На очереди антибиотики, и тут быстрых побед ожидать не приходится. Но – дядя Макар уверяет, что лет через пять пенициллин будут продавать в любой аптеке.

76

Имеется в виду роман «Три товарища», героиня которого умирает от туберкулёза.

В общем, год промелькнул в трудах и заботах – и так быстро, что мы и охнуть не успели. Выпускные испытания прошли как бы между делом, кадеты нашей роты снова – в последний раз! – разъезжаются на лето по домам. А нас с Николом опять ждёт корабельная практика, только на этот раз посерьёзнее, чем хождение по Транзунскому рейду. И к началу следующего учебного года мы в Петребург не вернёмся.

В Москву отпроситься, что ли, не недельку-другую? Не стоит подвергать терпение юной барышни такому испытанию…