Дорогами Пророчества

Морозова Юлия

Глаза постепенно привыкали к скудному освещению, что давал еле тлеющий костерок.

– Рель, опять, да? – Сочувственно-перепуганное лицо Эоны белело в полумраке. – Как тогда?

Хуже. Много хуже.

– Вроде того… Не волнуйся, нормально уже… более-менее. – Я перевела взгляд на сидящего на корточках Верьяна: тот выглядел получше спутницы, но озадаченность на длинноносой физиономии тоже присутствовала. – Что, сильно страшно было?

– Еще бы. Орала как одержимая: «Разбудите меня, разбудите!» А лягалась как – будь здоров! – недовольным

голосом пожаловался он и подозрительно уточнил: – Это не заразно?

– Если жениться не надумаешь – нет.

– Упаси Единый, – усмехнулся Верьян и внимательно посмотрел на мои руки. – У тебя всегда так после приступа?

Я проследила за его взглядом и зашипела от осознанной с запозданием боли: кожа на запястьях была местами содрана почти до мяса и вовсе не спешила заживать, как прочие мои раны.

«Не муж, а одни убытки да семейные скандалы!» Гнусный предатель! Мерзавец, зубы мне заговаривал, а сам-то… сам… сволочь. Хотя нет, он всего лишь… Император.

ГЛАВА 16

Чопорный дворецкий с плохо скрываемой брезгливостью осмотрел подозрительную троицу посетителей с ног до головы.

Мужик наглорожий, пацан сопливый да девка бесстыжая.

Тьфу!

Вон у того, длинного, с физиономией висельника, патлы – не у каждой девицы на выданье такие сыщешь. И глазищами желтыми, бесстыдными так и зыркает: чему тут на месте не лежится…

Пацан-то, пацан! В чем душа у бедолаги держится, непонятно: кости отовсюду выпирают, точно осиновые колья из мешка охотника на упырей. А запястья чего перевязаны? Не беглый ли, часом, каторжные метки под бинтами прячет?

Но всего противнее было на девицу охальную смотреть. Совсем стыд девка потеряла: мечом направо-налево сверкает, будто, Единый прости, алония какая! Что бы там ни баяли, негоже бабам оружие в руках держать да с ним на людях показываться; мужей честных позорить. Неужто те жен своих, Единым данных, защитить не смогут? Ежели в штанах девка была бы – выгнал бы, ни на что не посмотрел…

Тьфу!

Разве господа, коих в домах приличных принимают, так выглядят? Нет, сразу видно – голь перекатная, наемники или, того хуже, колдуны, Единому противные (да простит достопочтенный Мастер Линмер, не про него сказано!).

Тьфу-тьфу-тьфу (три раза).

Мужчина неодобрительно глянул на главу замкового гарнизона – бородищей косматой да шрамами обзавелся, а ума как в молодости не было, так и нынче нет. Пускает в уважаемый дом всякую рвань, а ему, почтенному дворецкому в седьмом поколении, разбирайся теперь!

– Его сиятельство в отъезде. – Слуга все-таки соизволил разжать зубы и надменно проронить: – Будут не скоро.

Я тряхнула головой, прерывая неожиданную трансляцию чужих мыслей. Боль легонько сдавила виски, отдаваясь ломотой в затылке. То ли я настолько ослабела, что не в состоянии контролировать спонтанные всплески восстанавливающейся Силы, то ли наша честная компания вызвала у дворецкого чрезмерно сильные чувства.

Возможно, имеют место быть оба варианта

вкупе с наличием у мужчины слабой предрасположенности к Школе Разумных. Сколько дворецкому лет? Навскидку можно было дать слегка за пятьдесят – достаточный срок, чтобы не развиваемые должным образом способности почти сошли на нет, очень редко возвращаясь вот такими необременительными вспышками. Скорее всего, Дар передается в его семье по наследству, позволяя обладателю недурно выполнять свои обязанности – понимать хозяина с полуслова, предугадывать желания да и (что скрывать) пользоваться определенным влиянием, иногда в сугубо личных целях.

Однако может статься, все куда проще, чем я себе навоображала: передача отрицательных эмоций изначально сильнее, чем положительных, ибо так заложено в самой человеческой природе. Позитив мы стараемся удержать в себе, а негатив выплескиваем во внешний мир – обратное положение вещей губительно для рассудка, – в отличие от легко рассеивающихся позитивных чувств, отрицательные имеют свойство накапливаться и приводить к эмоциональному взрыву.

Ладно, куда-то меня не туда в размышлениях повело…

Отсутствие в замке барона Лешеро не стало ни для кого неожиданностью – приспущенный над центральной башней флаг, согласно глупейшей (с моей точки зрения) традиции, оповестил об этом важном событии не только нас, но всю округу. Другое дело, что по великому и нерушимому закону вселенской подлости телеги, двигающейся в ту же сторону, что и усталые драконоборцы, на дороге не оказалось. Тяжеленный, заработанный в муках трофей приходилось в страданиях же тащить на самодельных носилках: по двое, периодически сменяясь, постоянно поругиваясь. В результате чего ноги вместе с руками выказывали горячее желание отвалиться, а живот подумывал, не преподнести ли хозяйке сюрприз в виде грыжи.

– Достопочтенный, а когда именно должен вернуться барон Лешеро? – Я поторопилась с вопросом, пока еще мне удавалось изображать уважение и почтительность.

Долговязый хрыч с негнущейся спиной и блестящей, точно ее час полировали, лысиной на острой макушке посмотрел на меня как на таракана, осмелившегося не только заговорить, но еще сплясать и спеть на могиле горячо любимой бабушки дворецкого. Мужчина нарочито громко пробурчал в сторону: «Его сиятельство, окромя батюшки Императора, ничего никому не должен» – и только после этого удостоил ответом мою недостойную такой чести особу.

– Барон обещались быть к обеду. – И злорадно добавил: – Завтрашнему.

Я обернулась и вопросительно посмотрела на скучающего у стенки Верьяна. Тот пожал плечами и безразлично отвернулся: мол, встряла первой в серьезный мужской разговор, теперь сама разбирайся.

Нет, ну вы это видели?! Гад. Как есть гад. Ничего-ничего, месть моя будет ужасна, беспощадна и неотвратима. Когда-нибудь…

– Тогда будьте любезны, уважаемый, доложите о нашем приходе баронессе, – попросила я, собрав остатки вежливости в предчувствии, что на долгие переговоры меня не хватит.