Дорогами судьбы

Кларк Элизабет

Глядя вслед Бидди Ли, Шарлотта приказала своей упряжке остановиться. В караване они шли как раз вслед за фургоном Вестроу.

— Люк? Джордж? Вы могли бы мне помочь? — позвала Эмма Грей. Ее отцу стало плохо прошлой ночью, и Шарлотта не знала, как обстояли его дела сейчас.

Джордж и Люк побежали к ее фургону, и Шарлотта увидела, что Эмма что-то им рассказывает. Девушка была очень хорошенькой. К тому же она не была совсем уж равнодушной, потому что подарила Бидди Ли свою шаль, чтобы хоть как-то утешить бедняжку.

Но Шарлотта чувствовала, что Эмма была человеком другой породы — ей было интересно наблюдать за происходящим как бы со стороны, не принимая участия в событиях. Шарлотте вспомнилось, как однажды вечером, когда ей было девять лет, она смогла починить дверь в свинарнике, пока отец был в отъезде. Она была уверена, что он порадуется ее мастерству, но отец пришел в ярость.

— Дура, какой мужчина захочет на тебе жениться, когда ты все время выполняешь мужскую работу? — набросился он на нее, захлебываясь от злости.

Шарлотта, сдерживая слезы, молча слушала обидные слова отца. Единственный близкий мужчина, который был тогда у нее в жизни, считал, что она — нескладная, невзрачная и своенравная. Значит, любой другой будет думать о ней так же.

— Заруби мои слова у себя на носу и никогда не забывай, — горячился ее отец.

Сейчас она смотрела, как Джордж и Люк помогают Эмме починить спицу на колесе их с отцом фургона, и снова думала о Бидди Ли. Ее любимый мужчина умер ужасной, мучительной смертью, а она продолжает идти вперед… Шарлотте всегда хотелось полагаться только на себя, и теперь она осталась одна с грудным ребенком на руках под огромным красивым небом Запада. Она должна идти вперед, к своему будущему, как Бидди Ли.

Она прижала Джейкоба покрепче к своей груди и сняла с него поношенный маленький чепчик, сшитый Люсиндой. Волосики на затылке ребенка были грязными, ведь тонкая хлопчатобумажная ткань не могла защитить его от песка и пыли. Но какой свежий запах исходил от его кожи! Она сохранит этот чепчик, пускай он совсем износился, чтобы Джейкобу на память осталась хотя бы одна вещь, которую сшила для него его мама.

Малыш заерзал у нее на руках, а потом часто-часто заморгал глазками — такими чистыми и голубыми, — как будто удивился, увидев ее, но все равно был счастлив.

— Милый мой мальчик, — мягко сказала Шарлотта, — сегодня ночью мы будем спать с тобой вдвоем, и не будем ни о ком больше думать. Как тебе такой план?

Шарлотта знала, что младенец не может ни выразить свое согласие, ни даже улыбнуться в ответ. Но ответ она все же получила: Джейкоб громко отрыгнул, измазав молоком пеленку.

— Я полагаю, это означает «согласен», — сказала она со смехом, направляясь к фургону Вестроу, чтобы попросить у Норы немного молока на обед Джейкобу.

Джейкоб плакал без остановки.

Люк наблюдал, как Шарлотта хлопочет над малышом: она покормила его, но очень скоро он закричал еще громче. Она обмыла его и поменяла на нем одежду, а он все плакал. Люк думал, что звуки праздника помогут успокоить мальчика —

Зик прекрасно играл на скрипке, Альма пела, капитан Тайлер играл на гармонике, а Джордж танцевал с Эммой Грей, выписывая ногами такие вензеля, от которых свалился бы и семнадцатилетний парень.

Но Джейкоб все всхлипывал на груди у Шарлотты, которая взад-вперед ходила перед палаткой.

Люк понял, что поступил неправильно. Он причинил Шарлотте боль и не последовал совету Белого Лиса, который, как говорило сердце Люка, был прав.

Держа в руке зажженный фонарь, он забрался в свой фургон и начал искать вещь, которую поклялся хранить до конца своих дней, — перевязь, которую Пармелия использовала, чтобы держать маленького Джона на груди, и которую он сам сшил из оленьей шкуры. Он нашел ее — мягкую коричневую вещицу, оказавшуюся меньше по размеру, чем она запечатлелась в его памяти, — под лоскутным одеялом, которое сшила Парм, когда была беременна.

Выйдя на свежий воздух, он увидел Шарлотту, шедшую впереди рядом со своими быками. Маленькие ручки Джейкоба, которого она все так же нежно прижимала к груди, молотили воздух.

— Попробуй это, — подойдя к ней, сказал Люк. В глазах ее застыла злость.

— Что это? — спросила она хмуро.

— Это принадлежало моему Джону, — ответил он. — Пармелия всегда говорила, что, когда она носит малыша в этой перевязи, он успокаивается.

Шарлотта медлила и мучилась, не решаясь принять подарок.

— Но ведь ты хранил это, — сказала она, наконец.

— Мой фургон — не музей, — ответил он. — Тебе это сейчас нужнее. Вот; я покажу тебе, как ею пользоваться. — Он взял Джейкоба из ее рук, засунул в перевязь его маленькое тельце, а потом приложил его к груди Шарлотты, завязал тесемки — одну на шее, вторую — вокруг талии. — Теперь он успокоится, ритм твоей походки усыпит его.

Он ждал, но Шарлотта не двигалась.

— Ну, иди же, — сказал он, кладя руку ей на плечо. Она отстранилась.

— Я не могу, — сказала она.

— Чего не можешь? — не понял Люк.

— Я не могу проводить время с тобой, Люк. Я не могу быть с тобой и позволять тебе делать хорошие вещи… — Она запнулась. — Я не могу опуститься до того, чтобы быть с мужчиной, лучше которого я в жизни никого не встречала и который однажды сказал мне, чтобы я нашла себе кого-то другого.

— Шарлотта! — позвал ее мужской голос.

Шарлотта и Люк обернулись. К ним приближались Маркус и Пенни Клусен. Пенни, в своем самом нарядном платье, выглядела запыхавшейся, а Маркус, как обычно, был само раздражение.

— Мы идем на праздник и забираем с собой Джейкоба, — сказал он.

Щеки Шарлотты вспыхнули.

— Да ты в своем уме? Он очень устал в дороге.

— Что это за новые капризы, черт побери? — прошипел Маркус, указывая на перевязь.

— Это мое, — сказала Шарлотта, — чтобы помочь малышу заснуть, когда ему это нужно.

— Я заберу его, — сказал Маркус, протягивая руки к ребенку.

— Не выйдет! — ответила Шарлотта.