Дороги богов
Шрифт:
Глава 6
Лето кончилось, наступила осень с дождями и ожиданием зимы. Нескончаемой вереницей тянулись на юг птицы. Днем и ночью над Ильменем слышались их протяжные клики — журавли, утки, гуси и разная мелочь перелетная прощались с родиной. Перелетая с озера Нево, стаи приостанавливались на берегах Ильменя, как уходящий человек оборачивается на последнем повороте, чтобы еще раз бросить прощальный взгляд на покидаемый родимый очаг. Молодые вспоминали родину и трепетали перед долгой дорогой в светлый Ирий, старики вспоминали труды прошлых перелетов
На берегу, как вдовы, седели березы и роняли листву. Приникла к земле, выцвела отава. Держался только дуб на Перуновом капище, но и он после того, как отгремели последние грозы и заснул долгим зимним сном бог Громовник, как-то притих и поник, как старик, потерявший сыновей. Раненный стрелой Марены, Даждьбог тоже слабел и все с большим трудом поднимался по утрам на небо. Дни становились короче, и у солнца больше не было сил прогреть землю.
Осень была такой, как обычно, словно не было ей дела до людских тревог.
А вести, доходившие еще с лета в Славенск и только что срубленный Новый Город, коему так и не придумали имени до первых заморозков, были одна страшней другой.
Гибель поселка на речке Каменке и заставы рядом была далеко не единственной бедой того лета. Пройдя Невой и погромив по пути прибрежные починки, десятка три, каб не больше, драккары викингов напали на Русь. Не ожидая нападения от торговых гостей, была захвачена Ладога с пригородками. Часть викингов тем временем прошла берегом моря да реками до самого Чудинского озера, напала на Плесков-град и добралась по реке Смолке до богатого стольного Изборска. Оба града бились и, пожженные, пали. Самые отчаянные и ярые до боев и походов поднялись было рекой Свирью до Онего-озера и прошли Вытегрой аж до самого Бело-озера. Но там их ждали белозерцы вместе со своим князем Вадимом, и викинги, встретив достойный отпор, повернули назад.
Князя Будимира в то время не было в Ладоге — накануне он ушел в поход против двухродного брата своего Вадима Белозерского. До Будимира дошли слухи об усилении Вадима, женившего меньшого брата на дочери одного из мерянских князей. Под его руку вставали все окрестные племена, и Будимир не мог стерпеть усиления соперника — еще помнились усобицы сыновей князя Гостомысла, и его внуки не хотели забывать старого. Будимир прошел уж более половины пути, когда его нагнал на шатающейся лошади гонец со злою вестью о захвате Ладоги и гибели в бою младших братьев князя.
Забыв про высоко залетевшего родича, Будимир повернул назад. В Ладоге под защитой молодшей дружины и половины бояр оставались княгиня Златомира с малолетними сыновьями и младшие братья. От гостей торговых наслушавшись о нравах викингов, Будимир ужаснулся мысли о том, что ждало любимую и детей.
К Ладоге он подъезжал почерневший от бессонницы и свалившегося горя. Одна мысль билась в голове князя — только бы застать жену и детей в живых. Пусть викинги, пусть разор, пусть горькая слава труса — только бы еще раз взглянуть в синие, как вода в Нево-озере, глаза любимой, обнять детей…
До родных ладожских причалов оставалось всего десять верст. Сбившаяся колено к колену дружина —
Последние версты пролегали густым бором. Исполины дубы, клены и липы стояли плотно, точно витязи в строю. Полумрак царил в чаще, и из его глубины пристально и сурово смотрели на людей нездешние, нечеловеческие глаза.
Шли ходко, глядя вдаль, а потому, когда на изгибе лесной тропы внезапно из-за дерева навстречу шагнул высокий старик, Будимир не успел осадить коня и чуть не налетел на прохожего. Испуганно всхрапнув, жеребец взвился на дыбы, едва не скинув всадника.
Князь протянул было руку к меченосцу Мирославу за оружием, но старик не двигался с места. Опираясь на суковатый посох, он из-под нависающих на глаза седых спутанных волос смотрел в лицо ладожанину. Под их строгим светлым взором Будимир невольно остановился и окинул старика взглядом. Длинная холщовая рубаха с узором по подолу, широкий пояс, с которого свешиваются обереги, босые сильные ноги, литая гривна — и меньшего было достаточно, чтобы признать волхва.
— Прости, старче, — Будимир поклонился в седле, прикладывая руку к сердцу, — не приметил… Спешу я…
— Знаю. — Старик кивнул. — Ждал тебя.
— Почто?
— Слово есть. — Волхв прищурил светлые глаза. — За мной ступай!..
Не прибавив более ни слова, он повернулся и направился в чащу.
Будимир оглянулся на своих спутников. Ближние бояре и воевода тянули шеи, разглядывая старца. Прочие дружинники молча ждали. Почти половина из них поседела в боях, остальные были ровесниками князя, еще не достигшего тридцатилетия. Тихий ропот в их рядах был подобен шороху листвы над головой — люди верили своему князю и считали, что всякое его деяние оправданно. Но сейчас они спешили на бой…
Без слов, прежде чем князь открыл рот, ему по-отечески кивнул ближний боярин Твердята Немирич, служивший еще отцу Будимира. Он и двое его взрослых сыновей держались ближе всех.
— Слово ведуна уважить надобно, — кивнул старый боярин. — Ступай, князь!
— Но как же Ладога? — вырвалось у Будимира. Ножом по сердцу полоснула мысль — жена Златомира, дети…
— Все по велению божьему свершается, — вздохнул Твердята. — Ступай. Мы тут пождем.
— Перед боем не следует богов гневить, — вставил слово и воевода Войгнев.
Будимир по очереди обвел взглядом ближних дружинников, всюду встречая ту же уверенность в праве волхва. Потом вздохнул, спешился, бросил повод коня меченосцу Мирославу и, одернув плащ-мятель, шагнул с тропы в заросли буйно разросшегося подроста.
Старый волхв ждал его за ближними стволами. Он одобрительно окинул взором ладную фигуру князя.
— Идешь? — с легкой усмешкой вопросил он и тотчас, не требуя ответа, добавил: — Не страшись.
— Старче, там, в Ладоге, урманы! — вырвалось у Будимира. — Вина на мне — ушел, град без защиты оставил!..