Дороги богов
Шрифт:
Слухи доходили до Славенска, настораживая и пугая. Через Бессона, сына Огнеслава, Зарница знала все в числе первых и чуяла свою вину — когда-то ведь ее использовали боги для своих дел: сначала — чтобы поднять на бой против урман Будимира Ладожского, а потом — чтобы помешать ему расправиться с бодричем Тополем. От Тополя старейшина Гостомысл узнал о Рюрике и призвал его на Русь… А позже она же с Милонегом отговорила Вадима от битвы с бодричским князем. Все было бы не так, разразись тогда бой. Тогда Рюрик еще не был так силен.
И вот однажды, когда дошли новые горькие
— Аль не ведаешь ты, что на земле творится? — горячо зашептала она, заглядывая в лицо богу. — Открой очи свои, взгляни на наш мир!.. Кровь детей твоих в реках вместо воды течет, птицы и звери дикие беду чуют, от людей хоронятся! Аль боги отвернулись от детей своих, что допустили сие?
Среброкудрый Перун молчал и глядел вдаль янтарными глазами.
— Ведаю, что и моя вина в том есть, — помолчав, продолжила Зарница. — Но я ваши наказы исполняла, вашими дорогами ходила, с них не сворачивая… Но уж если и виновна я, то прочих-то казните за что? Будимир-князь — он невинную кровь в жертву хотел отдать и за то поплатился… А Вадим? А изборские князья?
Перун молчал, и его молчание было страшнее самых грозных слов. До боли в глазах Зарница вглядывалась в резное строгое лицо, плотно сжатые губы, нахмуренные брови. Сгущавшаяся темнота мешала разглядеть их до черточки, и жрица напрягала зрение.
Внезапно ее пронзила холодная дрожь. Резкий порыв ветра, налетев с Ильменя, зашевелил листву на священном дубе, тряхнул дерево, осыпав с него первые листы. А когда он иссяк, Зарнице почудилось, что она не одна. Кто-то стоял позади, глядя на нее.
Женщина медленно обернулась и обомлела. За ее спиной стоял худенький юноша, почти мальчик, в черной подкольчужной куртке и длинном плаще. Темные, как у хазар, волосы кудрями рассыпались по плечам.
На скуластом бледном лице углями горели большие глаза.
— Не бойся меня, — по-словенски очень чисто прошептал он и протянул тонкую руку. — Со словом я к тебе, жрица Перунова…
— Кто ты? — Она поднялась, не сводя глаз с мальчика.
Тот улыбнулся веселой и хищной улыбкой.
— Коль имя тебе мое надобно, можешь Пеплом звать, — ответил он. — А откуда я пришел, то не твоя забота… Все нам ведомо, — другим, серьезным тоном продолжал он, — и не только у тебя сердце болит за землю словенскую.
— Кто послал тебя, Пепел?.. Тополь?
Мальчик улыбнулся, тряхнув головой.
— Тополя самого боги послали, потому как он всего лишь гонцом их был. Как и я. — Он махнул короткий скомороший поклон. — Каковой можешь стать и ты, коль меня послушаешься… Ибо обратили уже на тебя очи боги Пресветлые. В тот день, еще во времена давние. Помнишь?
Зарница кивнула:
— Значит, боги не забыли меня?
— Эх, владычица, это люди частенько забывают богов. Боги людей до самой погибели в памяти держат!.. А тех, кто на Дорогу богов ступит, вовсе пуще глаза берегут и зря не тревожат. Вот и сейчас — коль согласна ты по слову богов на Дорогу их встать, должен я
— Согласна! Согласна я, Пепел! — Зарница порывисто, не раздумывая, шагнула к мальчику.
— Что ж. Слушай…
Боги не правят миром людей. В начале времен они жили в нем бок о бок со смертными, как братья, и помогали людям в их делах, передавая свои знания. Но времена изменились — люди хотели, чтобы все за них делали Бессмертные боги. Они стали мелочно требовать то одного, то другого, и боги ушли в другой мир. Но память, бессмертная память о прошлых годах, проведенных на земле, не оставляет их. Они давно простили людям те обиды, из-за которых распалась связь народов, и хотели бы вернуться, но мир переменился. Теперь богам нет места среди людей, как прежде. Они могут только наблюдать за деяниями своих младших братьев и подсказывать им ответы в исключительных случаях, изредка осторожно вмешиваясь в течение жизни. Но за все свои дела люди отвечают сами, и боги тут ни при чем…
Последние шаги до подворья Милонега Зарница одолела бегом и ворвалась в избу, словно за нею гнались. Голица Вышатична с испугом обернулась от печи. Меньшие братишки Милонега, сорванцы-двойняшки, отпрянули за печь. Признав мать, маленький Волчонок один бросился ей навстречу, но в его порыве было столько страха, что Зарница подхватила сына на руки и застыла, с силой прижимая его к себе.
— Ты не виновен! Ты ни в чем не виновен! — как заговор, истово повторяла она. — Я одна все натворила — мне и ответ держать!
В ту же ночь Зарница попрощалась с сыном, поклонилась Голице Вышатичне и, не побывав последний раз на капище, пустилась в путь.
Вадима Храброго она нашла в Ростове. Приехав туда с верными ему людьми, князь с головой ушел в дела, и ныне маленький городец, где большинство народа были мерянами, разросся чуть не втрое. Кроме дружинников и бояр князя, его пополнили беглые мастеровые из Нового Города и ближних к нему земель — люди бежали от Рюрика. Приют они находили в Белозерске и Изборске, но после того, как там начались нестроения, потянулись и оттуда. Меряне же, обрадованные тем, что у них князь природный, а не пришлый из-за моря, сами несли дань и посылали своих сыновей в дружину. Князь жил мирно, проводя время на охоте, в поездках по новым землям и разбирая споры и тяжбы. Приезд нежданной гостьи внес в тихую, размеренную жизнь свежую струю.
Вадим сразу вспомнил жрицу Перуна и пригласил взойти в гридню, где ради нее слуги накрыли спешно стол. Проведшая целый день в седле, Зарница не стала отказываться и заговорила о деле лишь после того, как утолила первый голод.
Вадим спокойно выслушал ее и пристукнул кулаком по колену.
— Диво мне такое слышать, владычица! — молвил он. — Вдвойне диво, что от тебя!.. Иль запамятовала ты, как сама когда-то отговаривала меня от боя с Рюриком и его дружинами? Как на мир пыталась дело свести да как в спутницы мне набилась, когда я по твоему же совету в его стан для беседы поехал?.. Что ж теперь-то? От слов своих отрекаешься?