Дороги, где нет бензоколонок
Шрифт:
Впрочем, наши тюремщики ничем не рисковали, окна в те дни были надежно заделаны чугунными решетками. Якобы декоративными. Помнится, Ру не раз изучал их в те редкие моменты, когда рядом не крутилась тетя Лена, наша кухарка-надзирательница. Это была не та женщина, что привезла нас сюда. Ту звали Лариса Павловна, и она была совершенно неприступной и чопорной особой. Просто героиня романов Диккенса. Иногда Лариса Павловна появлялась в доме, обычно для того, чтобы забрать кого-то из пленников или если в дом наведывался важный клиент. Тогда она следила за тем, чтобы все было выполнено по высшему разряду. Наверное Лариса Павловна была кем-то типа специалиста по связям с общественностью. Неизменно холодная, жесткая и деловая.
А тетя Лена, напротив, была всегда оживлена и говорлива. Она много шутила и развлекала нас разными байками из внешнего мира. Но не надо думать, что она излучала доброту и мы, несчастные детки, всей душой к ней потянулись. Я очень быстро раскусила гнусную натуру этой дамы. Это было просто, нужно было лишь задуматься о том, что заставляет эту милую, якобы, женщину, трудиться на благо Сержа в этом ужасном заведении и все становилось на свои места. Жадность и деньги. Да, бывают такие женщины, которые, будучи по природе своей веселыми и располагающими,
Но я отвлеклась и совершенно утратила нить повествования. Нужно снова вернуться к началу.
После того как нас привезли в этот дом, месяца три нас никто не трогал. Мы просто жили взаперти, под присмотром Ларисы Павловны, тети Лены или просто под замком. Мы думали, что это просто очередной интернат. Немного странный и без школьных занятий. Но мало ли какие бывают на свете интернаты! С нами жили еще три девушки семнадцати лет. Мы сторонились их, потому что девушки вели себя довольно агрессивно. Временами они были подавлены, временами кажется, плакали. А иногда начинали ругаться между собой, пару раз даже подрались!. Я просто кожей ощущала исходящие от них волны… боли? отчаяния? Чего-то очень плохого. Мне казалось, что если мы попытаемся сблизиться с ними, то непременно заразимся этой безнадежной тоской. Руслан и Вика, должно быть, тоже чувствовали это. Потому мы старались держаться вместе, подальше от этих девушек. Девушки не всегда были в наших комнатах. Часто, иногда даже по два раза в день, одну или всех троих уводили куда-то. Возвращались они через несколько часов, шушукались в углу, ругались и плакали. Все это было очень странно. И загадочно. Как-то раз девушку Лилю Лариса Павловна увела ранним утром, когда все спали. Все, кроме меня, потому что я с моим чутким слухом сразу же проснулась. Лариса Павловна тихо сказала Лиле что-то типа "это особенный клиент, тот, что был на праздники". Лиля отшатнулась от нее, и стала умолять не брать ее. В ответ Лариса Павловна отвесила ей тяжелую пощечину. Лиля беззвучно заплакала и принялась одеваться. Через пару минут они ушли. Я уже не могла заснуть. Мне было не по себе. В детском доме нас никогда не били. Наказывали по-всякому. Запирали в кладовке или лишали обеда, но не били. Даже если мы делали что-то очень плохое. Я, например, случайно разбила однажды целый поднос чашек! И что же? Меня всего лишь заставили денек поголодать. А что сделала Лиля? Она просто испуганно попросила оставить ее здесь и не вести никуда. Лариса Павловна даже не попыталась уговорить ее, если это было так важно. Она просто ударила!
Я долго металась в постели — уснуть не могла, но и встать не решалась. На душе было тревожно, будто предчувствие чего-то плохого. Я зарывалась лицом в отросшие Руслановы волосы, чтобы унять страх и заснуть, но даже это не помогало. Через пару часов моих мучений Ру с Викой, наконец, проснулись, и я смогла тоже встать с постели. Для себя я твердо решила, что сегодня же поговорю с девушками о том, что же здесь происходит.
Весь день я ждала, когда же вернется Лиля. Мы играли в "Монополию", смотрели мультики по Джетиксу, дурачились в тренажерном зале… но все это время я не переставала напряженно ждать возвращения девушки. Ее привели после ужина. Вернее, почти принесли. Лариса Павловна втащила ее в большую комнату и бросила на диван. Я в ужасе уставилась на девушку. У нее были разбиты губы и рассечена бровь. На руке, которая свесилась с дивана, я заметила жуткие пятна. Из-под платья на спине выглядывали красные следы, как от ударов плетью (я видела нечто похожее в каком-то фильме). Лиля молчала, лежала отвернувшись к стене, но кажется, не спала. Ее подруги почему-то не подошли к ней. Посмотрели издалека и ушли в другую комнату. Было очевидно, что они сильно напуганы. Я попросила Руслана увести Вику, а сама сходила на кухню и налила воды.
— Я принесла тебе попить, — сказала я, когда подошла к Лиле. Она посмотрела на меня страшным безжизненным взглядом, но кружку все-таки взяла. Наверное ей было очень больно пить разбитыми губами. И говорить, наверное, тоже будет больно.
— Кто тебя побил? — Спросила я, усаживаясь на край дивана.
— Уйди, — пробормотала она, — нам нельзя с вами разговаривать.
Я не двинулась с места.
— А, плевать, — слабо махнула она
— Почему… — Ошарашено пробормотала я. — Убьют?! За что?
— Ты дура, маленькая дура… Нас же всех похитили. Чтобы продавать. А потом убить. Никто нас не отпустит, запомни это.
— Продавать?.. — Не поняла я.
— Продавать. Мужчинам. Ты понимаешь?
— Нет.
— Скоро поймешь… А вы, дети… вас продадут каким-нибудь извращенцам.
Я отложила дневник. Нет, вода не поможет. Я налила полстакана виски и залпом выпила. Горло и внутренности обожгло как огнем. Теперь мне стало понятно, почему Вика постоянно пьет.
Так, уже лучше. Ну что, Света, готова ли ты поменять свой розовый туман на ЭТО?! Или теперь правильней — ну что, Элла? Читай следующую запись, просто читай…
сегодня
Не было настроения писать. Этот новый мальчик… его сегодня вернули с повязкой на глазах, а потом, когда ночью у него начался жар, забрали. Наверное какое-то воспаление после удаления роговицы. Или что они там берут в глазах… Я знаю, что с ним будет дальше. Пока жив, вытащат все остальное, что можно продать. А потом скинут в эту ужасную яму во дворе. Или вообще скормят собакам… Руслан говорит, что яма тут ни причем. А собаки — вполне возможно. Во дворе живут два огромных ротвейлера — очень агрессивные твари. Чем их кормят? Ладно, ладно, не хочу об этом думать… Сегодня что-то творится со мной, просто нет больше сил, ни на что. Господи, я не могу, я больше не могу это терпеть… Наше прошлое — это самое невинное из того, что происходит в этом доме. Лучше я буду о прошлом.
Тех девочек, про которых я рассказывала в прошлой записи, вскоре забрали, и мы их больше не видели. Они ужасно плакали, когда за ними в последний раз пришла наша Лариса Павловна. Коровы, когда их ведут на бойню, чувствуют, что скоро умрут. Я видела это в передаче по телевизору. Смотрела кадры про домашний скот, а вспоминала тех девочек. Люди тем более чувствуют…
Мы какое-то время жили одни. Серж иногда заходил к нам, приносил сладости и компьютерные игры. Сидел и долго наблюдал за нами. Молча. Потом уходил. Не знаю о чем он думал, до сих пор не знаю. Он был такой же дрянью, как и все люди, с которыми мы впоследствии столкнулись. Ни одного хорошего человека не было. Хотя что же тут удивительного? Если бы хоть один хороший человек узнал про наш дом, он бы непременно все сделал, чтобы прекратить этот кошмар. Хорошие люди на свете есть, я точно это знаю. Если их показывают в фильмах — должны быть какие-то прототипы в реальной жизни. Что же касается Сержа, то, не смотря на то, что он являлся человеком плохим, все равно он был не меньшим узником, чем мы сами. Он был узником обстоятельств, которые сделали его наследником этого дома. Наследником своего отца… Быть может кто-то другой мог бы переломить судьбу и пойти другим путем, но только не такой слабый безвольный человек, как Серж. Но это я узнала потом, много позже. Часами выслушивая его исповеди, я многое о нем узнала. И о людях вообще.
Каким-то образом он еще тогда понял, что со мной можно наладить общение раньше, чем с моими друзьями. Руслан и Вика оставались загнанными зверьками, они чувствовали зло, царящее вокруг и замыкались. Я тоже чувствовала. Но мой путь был иной. Я старалась понять, старалась приспособиться, чтобы потом научить этому Вику и Руслана. Когда у Сержа появились клиенты на нас, детей, он первой взял меня. Как-то вечером он вызвал меня в свою часть дома, надзирательница проводила меня и оставила наедине с ним. Я впервые была здесь и с любопытством разглядывала картины, диковинную старинную мебель, фотографии на камине. Мне не было страшно, скорее я ощущала некий азарт. Что будет дальше? Чему я смогу научиться? Информация — это было то, в чем я испытывала огромную нужду. Серж посадил меня к себе на колени. Я чувствовала напряжение и какую-то внутреннюю борьбу, происходящую в нем. И еще я чувствовала, что приблизилась к некому таинству, о котором никогда не подозревала. Серж начал мне рассказывать какой-то бред о том, что мы здесь живем не просто так, а чтобы работать. Мы должны доставлять удовольствие людям, которые будут приходить в этот дом. Мужчинам. Я сказала — что согласна, но не знаю что нужно делать. Думаю, на этом этапе разговора, Серж собирался показать мне что именно нужно делать, но все-таки мое детское тело очень смущало и даже отталкивало его. Немного позже я поняла, что очень мало мужчин по-настоящему испытывают возбуждение от детского неоформившегося тела. А те что испытывают — они не совсем нормальны. Впрочем, об этом я прочитала потом в какой-то книге или журнале. В доме мне не очень-то объясняли что хорошо, а что плохо. Да что там говорить, я уверена, что люди нормальные сюда не захаживали. Могу допустить, что "нормальные" согласны были принять чужие добытые преступным путем органы, но вот приходить и заниматься сексом с будущими донорами — это… хм-хм… развлечение не для всех.
Серж усадил меня на диван, а сам подошел к графину с коричневатой жидкостью и сделал прямо из горлышка несколько глотков. Потом сел в кресло напротив меня и спросил, знаю ли я, откуда берутся дети. Я знала, конечно же, про беременных женщин. И все. Об остальном Сержу пришлось мне рассказать. Сначала он ужасно запинался и по минуте искал подходящие слова, но, увидев, что я с интересом его слушаю, стал говорить увереннее. Через сорок минут я знала в теории все, что может сделать мужчина с женщиной в постели, и что должна делать женщина, чтобы осчастливить мужчину. Да, это был шок. Но вы думаете, я хоть одним мускулом на лице показала это?! Ха-ха, вы плохо меня знаете. Мне с раннего детства было известно, что никто из взрослых не заинтересован в том, чтобы вытирать мои слезы. Более того, если я стану плакать и показывать расстройство — это разозлит взрослых, и мне еще больше не поздоровится. Правильное поведение предполагало постоянный позитив. Поэтому я мило хихикала, переспрашивала о непонятных моментах и невинно хлопала ресницами. По моему лицу он никогда не понял бы насколько ужасным, мерзким и отвратительным казалось мне все, о чем он рассказывал мне. Он конечно же не мог уловить, что в эти минуты я с тоской вспоминала о пожаре и знала, что если бы будущее хоть на миг привиделось мне тогда, я бы взяла протянутую Русланом руку лишь за тем, чтобы не дать ему спастись. И спасти меня. Ведь настоящее спасение было там, в огне. Только чтобы не попасть в этот дом… Только чтобы не попасть, никогда не попасть в эту ловушку!!!