Дороги свободы. I.Возраст зрелости

Сартр Жан-Поль Шарль Эмар

Мадам Дюффе встала и похлопала маленькой ловкой рукой по плечу Марсель. Марсель сидела на кровати.

– Слышишь, мой кот Родилар [3] , – она забавлялась, говоря сквозь зубы, – ты слишком долго спишь, ты спишь до двенадцати, ты нагуливаешь жирок.

– Даю вам слово, что уйду до полуночи, – сказал Даниель.

Марсель улыбнулась.

– Если я этого захочу.

Он повернулся к мадам Дюффе с притворным унынием.

– Ничего не поделаешь!

– Ну, будьте благоразумны, – сказала мадам Дюффе, –

и спасибо за дивные конфеты.

3

Толстый кот у Рабле и Лафонтена.

Она подняла к глазам перевязанную лентой коробку с шутливо-угрожающим жестом.

– Вы очень милы, вы меня балуете, в конце концов я буду вас бранить.

– Вы доставите мне большое удовольствие, если они вам понравятся, – проникновенно проговорил Даниель.

Он склонился над рукой мадам Дюффе и поцеловал ее. Вблизи кожа была морщинистой, с сиреневыми пятнами.

– Архангел! – растроганно воскликнула мадам Дюффе. – Ну что ж, я удаляюсь, – добавила она, целуя Марсель в лоб.

Марсель обняла ее за талию и на секунду прижала к себе, мадам Дюффе взъерошила ей волосы и быстро высвободилась.

– Я скоро приду заправить тебе одеяло, – сказала Марсель.

– Нет, нет, скверная девчонка, оставайся со своим архангелом.

Она убежала с живостью маленькой девочки, и Даниель проследил холодным взглядом за ее узкой спиной: он опасался, что она вообще не уйдет. Дверь закрылась, но он не почувствовал облегчения: он немного боялся остаться с Марсель наедине. Он повернулся к ней и увидел, что она, улыбаясь, смотрит на него.

– Почему вы улыбаетесь? – спросил он.

– Мне всегда забавно видеть вас с мамой, – призналась Марсель. – Какой же вы обольститель, мой бедный архангел! Как вам не стыдно так обольщать окружающих?

Она смотрела на него с нежностью собственника, казалось, она была бы счастлива заполучить его целиком для себя одной. «На ней печать беременности», – злобно подумал Даниель. Как он злился на нее за ее самодовольный вид! Он всегда немного тревожился в преддверии этих долгих доверительных бесед полушепотом, каждый раз надо было решаться, как перед прыжком в воду. «У меня будет приступ астмы», – подумал он. Марсель была унылым сгустком запахов, свернувшимся на кровати, готовым расщепиться от малейшего жеста.

Она встала.

– Я хочу вам кое-что показать. Она взяла с камина фотографию.

– Вы всегда хотели знать, какая я была в молодости... – сказала она, протягивая ее.

Даниель взял фотокарточку: это была Марсель в восемнадцать лет, у нее был вид лесбиянки, губы безвольные, глаза жесткие. И та же дряблая плоть, болтающаяся, точно слишком широкий костюм. Но она была худой. Даниель поднял глаза и увидел ее тревожный взгляд.

– Вы были очаровательны, – осторожно сказал он, – и вы совсем не изменились.

Марсель рассмеялась.

– Нет! Вы хорошо знаете, что я изменилась, противный вы льстец, бросьте, вы уже не с моей мамой.

Она добавила:

– Но я была прехорошенькой, не так ли?

–

Сейчас вы мне больше нравитесь, – сказал Даниель, – губы у вас были вяловаты... Сейчас вы выглядите куда интересней.

– Никогда не знаешь, всерьез вы говорите или шутите, – насупившись, отозвалась она. Но легко было заметить, что она польщена.

Марсель привстала и бросила быстрый взгляд в зеркало. Этот неловкий и бесстыдный взгляд разозлил Даниеля: в ее кокетстве было нечто детское, беззащитное, с трудом сочетавшееся с лицом зрелой женщины Он улыбнулся ей.

– Я тоже хочу спросить у вас: почему вы улыбаетесь? – сказала Марсель.

– Потому что вы подпрыгнули, как маленькая девочка, чтобы посмотреться в зеркало. Так трогательно, когда вы ненароком заняты собой.

Марсель порозовела и притопнула.

– Вижу, вы без лести не можете.

Оба они засмеялись, и Даниель, чуть поколебавшись, подумал: «Начнем!» Все складывалось хорошо, момент был удобный, но он чувствовал себя расслабленным и пустотелым. Чтобы придать себе мужества, он подумал о Матье и был удовлетворен, убедившись, что ненависть его непоколебима. Матье был цельный и сухой, как кость; его можно было ненавидеть. Марсель ненавидеть было нельзя.

– Марсель! Поглядите на меня!

Он нагнулся и озабоченно посмотрел на нее.

– Гляжу, – сказала Марсель.

Она подняла на него глаза, но голова ее непроизвольно подергивалась: она с трудом выдерживала мужской взгляд.

– У вас усталый вид.

Марсель сощурилась.

– Я немного разбита, – сказала она. – Это от жары.

Даниель наклонился еще ниже и повторил огорченно и с недовольством:

– Вы очень устали! Я на вас смотрел, когда ваша мать рассказывала о своем путешествии в Рим, и вы казались такой озабоченной, такой издерганной...

Марсель прервала его, возмущенно рассмеявшись:

– Послушайте, Даниель, она в третий раз рассказывает вам об этом путешествии. И каждый раз вы слушаете все с тем же живым интересом; по правде говоря, это меня немного раздражает, я не очень понимаю, что у вас в это время творится в голове.

– Ваша мать меня забавляет, – сказал Даниель. – Я знаю ее истории, но я люблю слушать, когда она их рассказывает, у нее есть такие интересные жесты.

Он слегка подвигал шеей, и Марсель расхохоталась. Когда хотел, Даниель очень хорошо умел передразнивать. Но тут он снова посерьезнел, и смех Марсель оборвался. Он взглянул на нее с упреком, и она как-то заерзала под его взглядом. Она сказала ему:

– Это у вас сегодня странный вид. Что с вами?

Он не торопился отвечать. Тяжелое молчание давило на них, в комнате было невыносимо душно. Марсель смущенно засмеялась, но смех сразу же замер на губах. Даниель предвкушал дальнейшее.

– Марсель, – начал он, – я не должен был бы вам это говорить...

Она откинулась назад.

– Что? Что? Что случилось?

– Вы очень сердитесь на Матье?

Она побледнела.

– Он... Он же... Он мне поклялся, что ничего вам не скажет.

– Марсель, ведь это так важно, а вы хотели от меня все скрыть! Разве я больше не ваш друг?