Дороги товарищей
Шрифт:
— Завтра в семь вечера у меня бал. Выпускной вечер в домашнем масштабе и вообще… В школе у нас выпускной вечер во вторник, так? Я же делаю раньше, потому что в среду, а может, и во вторник, я улетаю в Москву. Знаешь, я, наверное, поступлю на дипломатический… внешних сношений, понимаешь? Будут и из нашего класса дипломаты! Но не в этом дело. Завтра, значит, в семь и непременно с девушкой. Непременно! Это обязательное условие.
— Все будут… так? — осведомился Саша.
— Я же сказал: все и непременно.
— Я приду с Женей. — И
— Что? Видишь ли… — Костик запнулся. — Да, разумеется, если… Только она уже дала согласие быть со мной. Понимаешь?
— Дала? — Саша остановился. — Она и мне говорила это же… Не понимаю!
— Видно, она шутила с тобой. Но ведь это не имеет значения, правда? Мы уважаем Женьку и… и обязаны уважать ее… Я так понимаю. Я могу посоветовать тебе, кого выбрать. Я бы остановился… Есть одна хорошенькая! Студентка педагогического института Люда Лапчинская. Она составит тебе прекрасную пару.
— Не надо, не надо об этом говорить! — резко оборвал Костика Саша. — Я люблю Женьку — вот что я тебе скажу.
— Да-а? — протянул Костик.
— Да, да, да! — выкрикнул Саша, вырвал руку и посмотрел на Костика очень злым, почти свирепым взглядом. — Да! — снова громко проговорил он. — Имей это в виду! До свидания!
— Давай объяснимся… — Костик шагнул вслед за ним.
Только разве помогли бы сейчас какие-то объяснения! Костик это понял.
— Враги! Давно ли друг от друга их жажда крови отвела? — с усмешкой продекламировал он. — Давно ли они часы досуга, трапезу, мысли и дела делили дружно![44]
В ГОСТИНОЙ ПАВЛОВСКИХ
Прищурив глаза и скрестив на груди руки, Костик внимательно осмотрел длинный стол, накрытый на тридцать приборов. В ярком свете электрической люстры стол казался многоцветной клумбой. На белом фоне подкрахмаленных скатертей блестело стекло графинов и бокалов, ярко выделялись букеты живых цветов, вина, наливки, разнообразные закуски.
— Отличный пейзаж, — сам себе сказал Костик.
В этот момент раздвинулись тяжелые портьеры, прикрывающие дверь, и в комнату вошел отец, усталый, запыленный, с тяжелым портфелем и серым плащом, перекинутым через согнутую руку.
— Папа! — воскликнул Костик. — Наконец-то! Когда же кончатся твои командировки? Мы с мамой заждались тебя.
В голосе его, кроме вполне законной радости, прорвались и нотки укоризны.
Савелий Петрович, не выпуская из рук плаща и портфеля, в знак приветствия похлопал Костика по плечу и, слегка отстранив его, огляделся. Свободная рука его потянулась к густой черной бородке и стала теребить ее, что служило верным признаком дурного расположения духа.
— Что это за выставка семейных ценностей?
— У меня сегодня вечер, папа… Через полчаса начнут собираться гости! Я так ждал тебя: кое-что нужно было достать.
— Так, отец тебе нужен, как видно, только для выполнения роли экспедитора, — сдерживая
Костик смутился.
— Коньяка немного, папа, всего лишь две бутылки.
— Ни одной бутылки, ни рюмки! После двух бутылок вы, мальчишки, потеряете сознание… Тем более, что, как я узнал, на твоем вечере не будет взрослых, учителей. Я тоже буду занят.
— Мы, папа, уже не мальчишки! — обиделся Костик.
— Нет, вы еще мальчишки! И прежде всего я имею в виду тебя, — уже сердито сказал Савелий Петрович.
Откинув портьеру, в столовую вбежала запыхавшаяся Софья Сергеевна.
— Савушка, в чем дело? К чему этот серьезный разговор? Костик не должен сейчас волноваться: что скажут гости! Костенька, мальчик, сядь, успокойся, выпей капель — на тебе лица нет! Я категорически заявляю, Савушка: сейчас никаких разговоров!
Софья Сергеевна, как наседка, заслонила от Савелия Петровича сына.
— Нет, Софья, — твердо, с нажимом сказал Савелий Петрович, — я обязан поговорить с ним. Пойдем, Костя.
— Категорически, Савушка, категорически: никаких разговоров! Я сама все расскажу тебе в тысячу раз яснее. Это — зависть! Наговоры!
Софья Сергеевна повернулась к сыну и расцвела в улыбке.
— Ты посмотри, Савушка, какой красавец! Как идет ему новый костюм!
В следующую секунду Софья Сергеевна уже тащила Костика пить какие-то капли. Савелий Петрович махнул рукой и пошел в ванную. В доме Павловских снова восстановилась торжественная тишина.
Костик медленным шагом последний раз обошел стол, заглянул на кухню, где две женщины орудовали над всевозможными закусками.
В прихожей раздался звонок. Внимательно оглядев себя, Костик направился к выходной двери.
«Должно быть, Женя!» — радостно подумал он, открывая дверь.
— Привет, Костик! — поздоровался с ним Борис Щукин, немного растерянный и смущенный. Рядом с ним стояла цветущая и свежая Людмила Лапчинская. Она первой вошла в переднюю, а Борис несмело последовал за ней.
— Прошу сюда, — галантно раскланиваясь перед девушкой, проговорил Костик, указывая на дверь в гостиную.
«Такая красавица и с кем, — подумал он, — с Борькой Щукиным, который, как говорят, ни рыба ни мясо».
— Вы, Костик, за камердинера[45]? — усмехнулась Людмила.
Павловский не понял иронии. Подождав, когда девушка скроется в гостиной, он толкнул Щукина в бок и воскликнул:
— Да ты герой, молодой человек!
Борис счастливо улыбнулся и, не отвечая Павловскому, направился к двери. Людмила стояла в дверях, словно не решаясь идти по блестевшему, как зеркало, паркету. Потом с шутливым видом она подхватила Бориса под руку, и они медленно прошли в угол, к голубому диванчику.