Дороги товарищей
Шрифт:
— К вам можно? — спросил Борис дрогнувшим голосом. — Здравствуйте!
Лицо Людмилы залилось ярким румянцем. Она улыбнулась и приветливо ответила:
— Здравствуйте, Борис! Что же вы к нам не ходите? Нельзя же так забывать знакомых! Вы к брату?
Щукин побледнел и, заикаясь, проговорил:
— Н-нет! Очень бы х-хотел увидеть в-вашего отца…
— Зачем? — вырвалось у Людмилы. — Он у себя в комнате… Входите, пожалуйста!
— Скажите ему, что п-пришел инвалид — поговорить п-по важному делу, — не
— Я вас не понимаю, Борис! — удивилась девушка. — Какой инвалид? Неужели вы считаете себя инвалидом?
Она звонко расхохоталась, тряхнув короткой мальчишеской челкой.
— Д-да, я инвалид! — резко воскликнул Борис, — Разрешите мне п-поговорить с майором…
Он решительно поднялся на веранду, и Людмила с удивлением отметила эту необычайную для Бориса резкость и решительность.
Борис постучал в дверь. Затем, войдя в комнату и поздоровавшись, он сразу же стал говорить, стараясь сдержать горячность своей речи:
— Вот я пришел к вам проситься на фронт… Я с-су-мею бить врага и смогу погибнуть честной с-смертью! Единственный мой н-недостаток — з-заикание…
С мягкой улыбкой смотрел военком на Бориса.
— Простите, — возразил он, прищурив глаза. — Разве на фронт идут для того, чтобы умирать? Грош цена таким воинам. На фронт идут, чтобы бить врага, чтобы побеждать и жить.
Борис невесело усмехнулся.
— Да, я понимаю, что сказал неудачно… Но дело не в этом. Скажите, моя просьба бесполезна?
Военком внимательно посмотрел на юношу.
Вошла Людмила.
— Люся, оставь нас, — спокойно сказал майор.
— Пожалуйста, — недовольно отозвалась девушка и, выйдя на веранду, обиженно поглядела на окно.
Вскоре Борис вышел на веранду, сухо попрощался с Людмилой и быстро ушел.
— Папочка! Неужели же ты пошлешь его на фронт? — вскричала Людмила, вбегая в комнату. — Ведь он такой слабый, такой застенчивый… Да его сразу убьют!
Майор, прищурясь, посмотрел на дочь.
— Что это он тебя так интересует, Люся? Если бы он услыхал твои слова, вы бы, пожалуй, сделались врагами.
Людмила сердито посмотрела на отца и выбежала из комнаты.
«Нет-нет, я от своей цели не откажусь! — твердо решил Борис. — Все равно я буду в армии!»
Он не знал, как добиться цели и что делать дальше. Раньше он мечтал учиться в сельскохозяйственной академии, а теперь даже мысль об учебе казалась ему смешной. Разве можно было спокойно ходить на лекции, когда враг топтал родную землю! Книги в тяжелых, словно гранитных переплетах, грядки с арбузами, каучуконосы профессора Наумова — все было забыто.
Огорченный и взволнованный вернулся Борис из военкомата. Дома он застал Золотарева. Семен перелистывал альбом и переговаривался с Шурочкой, охорашивающейся перед зеркалом.
— Это что? — спрашивал он Шурочку. — Дендрарий? А это? Ласточкино
Шурочка заглядывала через его плечо. У обоих были счастливые лица.
— А я за тобой! — вставая навстречу Борису, сказал Семен. — Целый час жду…
— Сводку не читал? — хмуро перебил его Борис.
Семен вздохнул.
— Под давлением превосходящих сил противника… Эх, тяжело на фронте! Но я думаю, мы скоро ударим.
Семен сообщил, что зашел по поручению Саши Никитина: сегодня у Сони Компаниец собираются выпускники Ленинской школы. Саша просил Бориса быть обязательно.
Он посмотрел на Шуру и добавил:
— Мы с Шурочкой пойдем, а ты нас сразу же догоняй! — И, уже направляясь к двери, крикнул: — Да, знаешь новость? Аркадия Юкова пока отставили от армии… Говорят, до особого распоряжения. Аркадий зол, как черт… Ну, мы пошли, догоняй!
Семен и Шурочка скрылись за дверью.
«Ага, вас догонишь!» — подумал Борис и, наскоро собравшись, вышел из дома.
Людмила в палисаднике поливала цветы. Борис дружелюбно улыбнулся ей, и ему стало радостно от ответной девичьей улыбки.
«Все равно, все равно я буду в армии! — твердил он сам себе. — Обращусь в какую-нибудь часть — и меня возьмут! Обязательно возьмут!»
Борис даже принялся насвистывать, бодро и быстро шагая в такт мелодии. И вдруг, взглянув в боковую улицу, резко остановился: нерешительно улыбаясь, к нему шел Костик Павловский. Вначале Щукин хотел отвернуться и пойти дальше. Но вид у Павловского был такой смущенный и извиняющийся, что сердце Бориса дрогнуло. Еще не доходя несколько шагов, Костик протянул руку и обрадованно проговорил:
— А-а, Боря!.. Давно мы не встречались. Здравствуй!
Обычная, широкая и приветливая улыбка осветила лицо Щукина.
— Здравствуй, Костик! Как дела? — спросил он, крепко пожимая руку товарища.
Это пожатие точно сняло с Костика тяжесть, которая давила на его душу с того памятного вечера.
— Дела? Плохи дела! — признался он, шагая рядом с Борисом.
ПРОКУРОР ПАВЛОВСКИЙ И ЕГО СЫН КОСТИК
Утром 22 июня Костик проснулся на рассвете и уже не мог уснуть.
В восьмом часу затрещал телефон. Вышел из спальни отец. Костик слышал, как он спокойным голосом сказал:
— Алло!
И тотчас же резче и торопливее:
— Как? Что?
Быстрыми шагами отец возвратился в спальню.
«Пожар, что ли?» — безразлично подумал Костик.
— Константин! — резко крикнул отец через стенку. — Спишь?
— Нет, разумеется. Я вообще не спал.
— Приемник включен не был?
— Нет. Что случилось?
— Минуточку!..
Отец что-то говорил Софье Сергеевне. Костик вышел в переднюю и, столкнувшись с отцом, заметил волнение на его обычно спокойном лице.