Дороги веков
Шрифт:
Потом встал и подошёл ближе.
— Не признал… Ну да бог с ним — ещё признает! Да и где ж ему всех упомнить. Не один здесь я жил — род-то большой наш, древний… А он — пришёл и ушёл. Вот в подарок разве оставить — своего-то теперь у него нет. А мне что, я и другое сделаю! Сноровка осталась…
Старик ещё раз погладил древко копья, словно прощаясь со старым другом, нагнулся и осторожно положил его рядом со мной, наконечником в руку. Я почувствовал прикосновение холодного камня, сжал его и, собрав все силы, проснулся.
Над лесом уже вставало солнце. От росы трава казалась матово-серебристой, и в этой дымке вспыхивали маленькие
Юра, вскочивший раньше меня, то прыгал и размахивал руками, делая зарядку, то бросался к почти погасшему костру и выдувал из него облака золы с бедными жиденькими искорками.
Ещё под впечатлением пережитого я разжал руку. На ладони лежал наконечник копья. Он был не чёрный, как мне показалось ночью, а серый, с крупинками чёрной земли, забившейся в изломы камня. Мы нашли его вчера в разведочном шурфе на полянке. Когда-то он действительно увенчивал длинное полированное древко, был привязан к нему жилами и залит смолой. Но всё это было очень давно.
Из развязавшегося мешочка с находками на плащ высыпались черепки.
— Что ж, мне одному костёр разжигать? — Юра повернул ко мне раскрасневшееся лицо.
Отбросив клапан мешка, потяжелевшего от ночной сырости, я поднялся.
— А старик что, ушёл?
— Какой старик?
— Ночью. Приходил к нам?
— Приходил. С парнем приходил. А потом ушли.
— И никого больше не было?
Юра с ожесточением дул на разгоравшиеся угли.
— Пока я не заснул — никого. А я и не знал, что ты во сне разговариваешь! Всю ночь: бу-бу-бу… Хотел было разбудить тебя, чтобы спать не мешал, да лень просыпаться было. Ну, вот что: вот тебе котелок. Сходи-ка ты к ручью за водой, пока я костёр раздуваю…
По пути к ручью я остановился. Далеко, в самом углу озера, на Лочме, кто-то косил.
…Из капли, просочившейся в песке,
среди корней появится ручей;
зазеленеет яркая трава,
роса слезами в воду упадёт…
Зеленым мхом и разноцветным камнем
под пенье птиц, гудение шмеля,
под сенью листьев, жаждущих прохлады,
бежит он и струится вдаль и вдаль…
Он даст начало будущей реке,
он даст приют в своих глубинах рыбам,
над ним качнутся кисти тростника,
слюдой крыла сверкнут над ним стрекозы,
и парус, побелевший от дождей,
на солнце выгоревший от скитаний,
покинет пристань. Вдаль, к другим причалам
исчезнет в предрассветной синеве…
А на вершинах гор ещё туман…
Встречай рассвет — он не для всех наступит
Единый, он несёт тоску разлуки
и радость обещаний новых встреч…
Единственный, уже неповторимый,
сверкающий, мерцающий, туманный…
Мы помним, что за тучами есть небо,
что под землёй родятся родники!
53
И этот день прошёл — сухой, жаркий, солнечный, полнившийся ожиданием каких-то свершений, но перевернулась его светлая страница, и я опять ощущаю тепло костра, тишину ночного леса, слежу за искорками, взлетающими вверх, теряющимися и исчезающими среди холодных и неподвижных искр звёзд.
Впрочем, так ли уж неподвижных?
Маленькая, сверкающая точка движется между ними по прямой, но кажется, что она плутает, останавливается и петляет, как странник, пробирающийся
Она заставляет тебя по-иному ощутить и Время, и Пространство, но главное — ощутить Человека.
Ведь это где-то здесь, среди дымных костров неолита, рождалась первая мечта о звёздах; здесь тянулась к ним беспокойная мысль, которой требовалось всё понять и осмыслить; здесь создавались проекты таких точнейших солнечных и других обсерваторий, какзнаменитый Стоунхендж в Англии, как центры астрономических наблюдений в Карнаке, вычислялись спирали каменных лабиринтов, лежащих на берегах северных морей. У этих костров был заложен фундамент, лёгший в основу стартовых площадок первых космических кораблей Земли, и здесь же создавались первые легенды о звёздных скитальцах, легенды о Пространстве и Времени, как завет последующим поколениям не забывать неба, ибо уже тогда человек чувствовал, что ему суждено перерасти Землю и устремиться к звёздам.
Что сказали бы эти люди, увидев нашу жизнь? Какие мысли пробудил бы в них этот спутник? Нет, конечно, не у всех — только у тех, кто почему-то считал своим долгом вычислять точки восходов и закатов, углы склонений подвижных и неподвижных звёзд, составлять и держать в уме сложные математические выкладки, быть может, переносимые на орнамент сосудов, на украшение оружия, на костяные наконечники магических стрел.
А может быть, кто-то из них уже видел нечто подобное? Потому что человечество вряд ли одиноко во Вселенной, и хочется верить, что кто-то уже не раз преодолевал пустоту Пространства, чтобы разыскать собратьев по разуму, но каждый раз возвращался назад, убедившись в преждевременности поиска…
И глядя на пламя костра, в котором открывается нам бушующая плазма гигантских реакторов Вселенной, мерцающих искорками на черно-синем бархате неба, я начинаю догадываться, что весь этот день с его заботами, радостями и раздумьями нужен был для того лишь, чтобы с неолитической стоянки увидеть в небе эту рукотворную звезду, ощутив в себе связующее звено между прошлым и будущим. Звено не случайное, а необходимое, без которого будущего может и не быть, если в самих себе мы не почувствуем его рождения.
54
История совершенно невероятная, но чего только в экспедиции не бывает!
Как правило, на подводную охоту мы отправляемся к озеру. Там чище вода, обширнее подводные заросли, меньше лодок. Длинные широкие плёсы сменяются там глубокими ямами с корягами и солнечными отмелями на поворотах. И почему-то ни разу не пришло нам в голову спуститься в Вёксу возле Польца. Потому ли, что именно там мы купаемся каждый день во время рабочих перерывов? А вернее всего, просто потому, что всегда сокращаем путь, обходя Польцо боковой протокой мимо дома Корина.