Дорогие девушки
Шрифт:
Внезапно его взгляд похолодел.
— С чего ты решила, что ты умней меня? — спросил он резко. — Неужели я похож на кретина? Нет? Тогда почему ты решила, что я кретин? Сучка… Все вы сучки…
Он страдальчески поморщился.
— Это из-за вас я стал таким. Ну, ничего. У нас впереди куча времени. Я не стану убивать тебя быстро. Я буду колоть тебе обезболивающее, чтобы ты подольше протянула. Вот увидишь, я сотворю из твоего тела шедевр!
Он ободряюще улыбнулся женщине, достал из кармана халата ножницы и наклонился
— Ну-ну, — успокаивающе проговорил он. — Я не сделаю тебе больно. Просто приведу тебя в порядок.
С этими словами он ловко, в два приема, разрезал памперс, который несколько часов назад заботливо надел на женщину, стянул его с ее влажных бедер и, брезгливо сморщившись, бросил в мусорное ведро, стоявшее тут же.
— Ну вот, — сказал он. — Теперь порядок. А сейчас я тебя помою, чтобы ты была чистая. А потом попрыскаю духами. Я еще не говорил? Я купил для тебя отличные духи! Сто долларов за флакон! Ты любишь запах пачули? По глазам вижу, что любишь. А если нет… Это не важно. Главное, что я его люблю. Ну, давай, иди ко мне!
Он протянул к пленнице загорелые, мускулистые руки, подхватил ее под мышки и выволок из клетки.
…
«И фильмы Пазолини я тоже люблю. Но твой любимый — про Содом, не смотрела. Думаю, мы посмотрим его вместе. Тем более что ты не пропускаешь ни одного показа».
Плетнев щелкнул по клавише компьютера и свернул картинку.
— Ну и как — нашел? — спросил он у Турецкого.
— Угу, — ответил тот.
Турецкий сидел за столом и внимательно просматривал фотографии. Плетнев, сидевший по другую сторону стола, старался на них не смотреть, а когда взгляд его невольно падал на снимки, он тут же отводил его и, вздыхая, думал: «Это не для моих нервов. Определенно».
На снимках были изображены жертвы московского маньяка, который лютовал в столице уже почти полтора года. Расчлененные тела, отрезанные руки и головы… Плетнев хмурил лоб и думал: «Бывают же на свете мерзавцы».
— Интересно, — произнес между тем Александр Борисович, задумчиво щуря серые глаза.
«Что там может быть интересного? Сплошное мясо», — подумал Плетнев, но все же спросил вслух:
— Что именно?
— Вот, посмотри — здесь и здесь.
Турецкий протянул Плетневу два снимка.
— Ты уверен, что я должен на это смотреть? — недовольно поинтересовался Плетнев.
— Уверен, — сухо, без всяких эмоций ответил Александр Борисович.
Плетнев был в этом отнюдь не уверен, но вздохнул и взял фотографии. Бегло на них посмотрел, отложил и спросил:
— Ну и что? Тела как тела.
— Да, но обрати внимание на то, как они лежат.
Плетнев снова взял в руки снимки.
— Все равно не понимаю, — сказал он. — Что тебя так привлекло в этих фотографиях?
— А то, что убийца не просто бросил их рядом с мусорными баками. Он словно пытался придать им определенную… — Турецкий замялся, не находя подходящего слова. — …Ну форму, что ли. Посмотри, какие странные позы. И как лежат руки возле тела на этой фотографии.
Турецкий ткнул пальцем в один из снимков.
Плетнев снова посмотрел, на этот раз гораздо тщательнее. На этот раз ему тоже показалось, что тела лежат не просто так, а со смыслом. Вот только понять этого «смысла» было нельзя.
— Ну как? — нетерпеливо спросил Александр Борисович. — Что ты думаешь?
— Не знаю, — сказал Плетнев. — Может быть, ты и прав. А может быть, и нет. Я не силен в композициях.
Лицо Турецкого словно оцепенело.
— Что? — спросил он. — Что ты сказал?
— Я сказал, что не знаю.
— Нет, потом!
— Потом? — Плетнев пожал плечами. — Да не помню я. Сказал, что не разбираюсь в этих позах.
— Нет, ты сказал не так, ты сказал — «не разбираюсь в композициях»!
— А какая разница?
— Большая. — Александр Борисович поднялся из-за стола. — Я отлучусь часа на полтора. Мне нужно срочно заехать домой.
Плетнев смотрел на коллегу удивленно.
— Что-то случилось? — спросил он.
— Не знаю, — ответил Турецкий. И весело добавил, передразнивая предыдущие слова Плетнева: — Может быть, да. А может быть, и нет. Все зависит от «композиции».
Турецкий смахнул со стола в карман пачку сигарет и стремительно зашагал к выходу.
Домой он спешил, чтобы заглянуть в дневник.
…
«Сегодня вечером встретился с женой Родиона Плотникова. Женщина нервная и сильно измотанная. Видать, много кровушки попил ей муженек. Хотя и у нее характер не сахар. Встретила холодно и настороженно. Провела на кухню. И произошел между нами следующий разговорец».
Нет-нет, ниже. Турецкий перевернул страницу и провел пальцем по строчкам. Ага, вот!
…
«— А как дочка? Она не скучает по папе? Чем она там занимается?
— Ей тоже скучать не приходится. Бабушка занимается с ней живописью. У меня мама — заслуженный художник СССР. Кстати, Родион ведь тоже художник. Правда, самодеятельный. Он все выходные проводит с кистью в руке. Обожает Тициана и Рембрандта. Хотя зачем я вам это рассказываю? Вы ведь и без меня все знаете. Вы ведь его приятель.
— Да, — говорю, — знаю.