Дорогие мои мальчишки

Кассиль Лев Абрамович

Юнги обступили их со всех сторон, сгрудились вокруг, настороженно прислушиваясь.

– А ты как сюда пробрался?
– спросил Сташук.

– Я ползком. Меня два раза вот настолько пуля не задела. Витя, скорее надо! А то наших там мало осталось.

– Полундра!
– закричал Сташук.
– Свистать всех! Где Антон Федорович?

Как на грех, сам начальник школы в тот день уехал, чтобы выяснить, что слышно о переводе юнгов на другое место. Мичман пытался созвониться с городом по телефону, но связь была уже нарушена.

– Давай ключи, разбирай оружие!
– командовал тем временем Сташук.

Пока Антон Федорович, хрипя, бился над телефоном, крепко ругался

в трубку и, наконец, в бессилии бросил ее на стол, юнги уже выстроились во дворе, разобрав оружие, которое имелось в школе. Капка подошел к Сташуку:

– Витя, возьми меня, я тоже!

– Да пошел ты!.. Игрушки, что ли, это? Это тебе не кино и не синегорцы ваши! Жизнь надоела?

– А тебе что, надоела?

Сташук строго глянул на него и резко отвернулся, пожав плечами:

– Уж моя такая обязанность, я моряк, военный юнга.

– Ну, а я пехотный юнга буду!
– со страстным убеждением настаивал Капка. Все равно, Витя, возьми, а. Витя! Дай мне гранаты. Я ведь почище тебя бросаю. Витя, а? Я вот фуражку сейчас задом наперед надену, вот так, козырьком наоборот, и тоже буду на манер моряка. Заодно с вами. Витя, возьми, а то сам пойду.
– Он сжал кулаки и, едва не плача, наступал на Сташука.
– Не имеешь ты права меня не брать! Слышишь, Витька! Это не по справедливости. Я к вам через бой пробрался, а вы меня не принимаете. И я тут всю местность знаю. Я вам такую тропочку покажу... Витька, возьми...

– Да ладно, отвяжись только.

Юнги с винтовками, гранатами уже выбегали со двора школы. Мичман нагнал ребят.

– Антон Федорович, слышали, какое дело?
– крикнул, не останавливаясь, Сташук.

– Слышал я, слышал, Сташук. Что это за порядок? Кто приказал? Где разрешение? Слушай мою команду. Рота, стой!

Юнги остановились.

– Сперва надо разведать расположение противника, а что же так дуром на пулю лезть? Учили, кажется, вас.

– Антон Федорович, - обратился к нему Сташук, - разрешите. Вот Капка все уже разведал.

– Капка? Это что за такой Капка?.. Ах, это ты будешь! Знакомый. Ты чего такое говоришь? Быстро!

– Они вон там, в овражке в том, за переездом. А пулемет у них на острове нашем, - заторопился Капка.
– Товарищ командир, я вам чего скажу, слушайте... Тут можно за пригорком через кусточки на берег выйти, а оттуда незаметно совсем будет для немцев. А там как раз у прораны поворот делается. И мелко сейчас совсем. Я там каждое место знаю. Я покажу, где... Мы на остров и выберемся. У немцев сзаду... А немцы ведь думают, что это правда остров, они думают, к ним и не добраться, а там, в проране, мелко, я покажу.

Мичман на секунду задумался, обернувшись к Волге, покусал усы, потом, видимо, одобрил план.

– Значит, тихо, - приказал мичман.
– Чтоб молчок, чтоб ни звука. Ударим с тыла. Гранаты чтоб в готовности были. И сразу по моей команде. А до этого чтоб ни-ни! Ясно?

Капка вывел юнгов через кусты на берег прораны там, где рукав реки делал крутой поворот.

– Вот тут мелко совсем, мне по грудь, а вам уж и вовсе хорошо будет, звал Капка, первым зайдя в нестерпимо холодную воду у берега.

Издалека продолжала доноситься частая стрельба, судорожный стрекот пулемета. Потревоженные птицы носились над островком. Юнги сбросили шинели, оставили их под кустами, завернули выше колен клеши, разулись и, высоко держа гранаты и винтовки, вошли в воду. Она была по-октябрьски студена и обожгла сперва, а потом тело немножко свыклось, и вода не казалась уж такой ледяной. Капка оказался прав: вода на отмели была юнгам не выше пояса. Но сам маленький проводник погрузился уже почти по самую

грудь. Тогда Сташук и Палихин подхватили его с двух сторон под мышки и перенесли через глубокое место. Они быстро выбрались на берег островка. Немцы были на другой его стороне, за поворотом, и никак не ждали нападения отсюда: остров казался целиком отрезанным от левого берега Волги.

Юнги залегли цепью и поползли. Холодный ветер сипел в оголенных кустах. Сыпалась изморось. Сухая, выгоревшая за лето трава была холодна и мокра. С прутьев ивняка срывались отяжелевшие капли. Дрожь пробирала юнгов, вымокших при переходе вброд прораны. Рядом с мичманом, у левого плеча его, полз гибкий, изворотливый Сташук, а справа сосредоточенно пыхтел маленький Капка Бутырев. Он для чего-то надел черные суконные наушники, которые носил иногда зимой, в холодные дни, и перевернул фуражку задом наперед, так что она смахивала теперь на бескозырку. Оттого, что они ползли, прижимаясь к земле, мир казался им очень высоким, деревья, кусты, былинки и самое небо - все ушло вверх.

– Ну как, ручок, не страшно?
– тихо спросил Сташук.

– Пока еще не страшно совсем, - шепотом ответил Капка, - а так только, боязно чуток.

– Разговорчики!
– зашипел на них мичман.

Они ползли, и все громче отдавался в ушах частый стук близких пулеметов, низко посвистывали пули. Учебный ров, вырытый недавно юнгами, был совсем уже рядом, за кустами. Во рву и сидели немцы, живые немцы, немцы, обстреливавшие с островка Затон. Юнги бесшумно подползали.

– Передать по цепи. Слушать мою команду, - шепотом приказал мичман. Товьсь! Встали... За мной!

Сташук пронзительно засвистел в два пальца и швырнул гранату. Капка бросил свою. Крики "ура", "бей фашистов", "балтийцы, вперед" слились с трескучим грохотом разрывов, с беспорядочным щелканьем выстрелов. Капка почувствовал, что какая-то сила увлекает его вперед и он летит в ров.

ГЛАВА 24

Под землей

Фашисты, должно быть, не сразу поняли, что случилось, когда на них с тылу в упор, слепя, кроя огнем и грохотом, посыпались в ров гранаты и откуда-то сзади, где за минуту до этого никого не было, с гиканьем, визгом и свистом какие-то разъяренные дьяволята свалились на головы и на плечи парашютистам. Гитлеровцы не сразу начали отстреливаться. Гранаты оглушили их, неожиданность сбила с толку. Стесненные узким пространством рва, десантники пытались выкарабкаться из него, но цепкие мальчишки повисали на ногах, стаскивали немцев обратно, душили, прыгали с налету, кололи штыками, матросскими ножами бебутами. Фашисты пустили в ход тесаки. Свирепая резня закипела на дне рва. И дальше было уже трудно разобрать что-нибудь в общей кромешной свалке. Капка, падая, видел только, как несколько юнгов ничком свалились на дно траншеи. Их давили, топтали пудовые ботинки с толстыми подошвами, обитыми шипами. Потом Капка увидел около себя Сережу Палихи-на. Он обливался кровью. Вот Палихин свалился, но оперся сперва на одно колено, потом подтянулся, встал и опять бросился на немцев, ухватив обеими руками дуло автомата у одного из парашютистов. Капку притиснули к сырому глинистому откосу рва. Он был здесь самый маленький, рукопашная бушевала над ним. Капке видны были главным образом ноги сражающихся. Он видел мокрые клёши юнгов и кованые бутсы парашютистов, топтавшиеся в неистовой толчее, месившие глину, оступавшиеся. И он делал что мог: хватал, царапал, дергал, валил эти зеленые слоновьи ноги в огромных бутсах... Он пытался кинуться на помощь Палихину, но увидел, как высокий парашютист ударил с маху прикладом автомата юнгу по годове и тот упал навзничь. В ту же минуту сзади на фашиста кинулся Сташук: