Дорогой чести
Шрифт:
— Справедливо судите, сударь, — одобрил Сурнин. — Чтобы подсечь аглицких промышленников, надобно все народы мира принудить с ними не торговать. Видели бы, отколь только в аглицких портах корабли сбираются! Уж истинно смешение всех языков. И всегда найдутся у них адмиралы, подобные сэру Горацио Нельсону…
А в другом кружке гостей поминутно звучал смех. Здесь комиссионер Захаво читал наизусть собранные за поездку в Петербург забавные стихи. Проходя в кабинет, Непейцын услышал:
—А когда, постояв по долгу хозяина около сидевших за картами, возвратился в гостиную, то декламировал уже другой голос. Перешедший к этой группе новый бухгалтер весьма выразительно читал шуточный мадригал гусиному перу — орудию подьячего, законченный двустишием:
За драгоценное перо, Подьячие! Главу пред гусем преклоните!И, ободренный смехом слушателей, прочел сочиненную тем же харьковским поэтом Нахимовым подпись к изображению блохи:
Подьячий! Присмотрись к сей черненькой фигуре. Не твой ли то портрет в миниатюре?..— Видно, сочинителю сих стихов немало подьячие насолили, — заметил кто-то из гостей.
— А кому от них сладко бывало? — ответил бухгалтер.
И Захаво поддержал:
— Недаром на статую богини правосудия Фемиды писано:
В одной руке весы, в другой я меч держу, Положит мало кто, того и поражу…Рядом с Непейцыным скромно одетый юноша, резчик по металлу Петя Доброхотов, сказал вполголоса:
— Хорошо, что на оружейников издевок не пишут.
— Но на художников их немало сочинено, — заверил услышавший его Захаво:
Как кисть искусного над смертными сыграла: Архипа Сидором, Кузьму Лукой списала…Около полуночи гости начали прощаться. Многие жили поблизости, и даже генерал с генеральшей по-провинциальному в хорошую погоду ходили пешком. А нынче к тому же светила луна, и на славу угостившиеся в людской денщики и лакеи поплелись за господами, будто повторяя их нетвердую поступь и покачивая незажженными фонарями. Последним стал прощаться Захаво, вышедший на крыльцо вместе с провожавшим гостей Непейцыным.
— Посидите еще полчаса, пока Ненила первой уборкой гремит, — попросил Сергей Васильевич, отирая платком щеки от прощальных поцелуев. — Ведь правда все гладко сошло, и я могу, как вы, спеть:
Всех счастливей в— Вы-то вполне можете сей гимн принять, — заверил Захаво, — а я, признаюсь, всегда, его напевая, над собой подсмеиваюсь.
— Что же? — удивился Непейцын. — Ведь не раз говорили, что комиссионерство вам по душе…
Они прошли через гостиную. Ненила с Федором расставляли по местам мебель, судомойка и кухарка выносили оставленные на подоконниках и столах чайные чашки, рюмки.
— Чем же недовольны? — повторил вопрос Сергей Васильевич, войдя в кабинет.
— Тем, что еще себя не нашел. В гимназии при морском корпусе с отличием окончил, а учительскую службу невзлюбил. Перебрался сюда, и прошлые годы истинно занимали меня поездки, особенно на Урал, за железом. Новые места, сплавная горячка в самый паводок, караваны по Белой, страх на порогах, лихость лоцманов и сплавщиков. Но потом, как присмотрелся, то здешний завод все пересилил. Сейчас одного бы хотел — работать по механике оружейной.
— А за чем дело? — развел руками Непейцын. — Уверен, что вас Сурнин поддержит и генерал не возразит.
— Сурнин поддержит, то верно. Но сие и есть загвоздка. Он меня на завод с открытым сердцем втянет, а я весьма скоро с ним же во многом воевать зачну.
— Вы с ним? — удивился Непейцын. — Да о чем же?
— О чем?.. К откровенностям русские люди доходят, если выпили хоть умеренно, — засмеялся Захаво. — Так вот, друг наш Алексей Михайлович, видите ли, и в Англии обучался, и человек бессомненно умный, но выше тульского горизонта взглянуть не может.
— Что вы подразумеваете?
— А то, что на заводе все идет, как сто лет назад, и почитать оное за благополучное ноне не годится. Отпускают большинству цеховых на дом весом металл, задают выработку скоб, курков или другого, оружию потребного, и все-с. А мастера казенное кое-как скуют да отполируют, а подлинное умение отдают тульскому художеству на партикулярных поделках, за которые главные средства к жизни получают. Завод с прохладцем удовольствуют, а жар настоящий — на сторону…
— Но завод выработку оружия, казной назначенную, сполна сдает, — возразил Непейцын. — Чего вам еще?
— А того, чтоб те же люди в три раза оружия больше делать стали, а перстеньки да чернильницы на время вовсе отложили, — решительно сказал Захаво. — Ведь новая война с французами на носу. В прошлый раз они нас до конца не разгромили, а теперь, уверен, как немцев, подчинить себе постараются. Манифест читали, что третьего дня прислан? Прямо порохом пахнет. А где наш оружейный запас? Узнавал я в Петербурге: только на выбраковку мирного времени рассчитан. А где для вновь формируемых полков? Ей богу, висело на языке этакое, когда граф про завод спрашивал. Ведь он больше по артиллерии, про ружья может и не дознаться.