Дорогой чести
Шрифт:
«Что ж, — решил Сергей Васильевич, — пусть будет так, как хочет. И правда ведь, без всяких признаний нам настолько хорошо друг с другом, что лучшего надо ли желать?»
Указ об отставке был подписан через десять дней. Второй, о пенсии, адресованный в псковское губернское казначейство, еще через неделю, 9 июня, и только 15-го наконец-то оба получены на руки.
Приехав на Пески, Непейцын сказал:
— Последний раз, Софья Дмитриевна, видите меня в эполетах. Наконец-то по всей форме я отставной. Подожду
— Ах, друг мой! — отозвалась она. — Не знаю, правда ль, но давеча соседка забегала — помните, офицерша, которая с границы весной приехала, — так она сказала, будто утром курьер прискакал с депешей, что война началась. Вы ничего не слышали? Она от брата своего узнала, он во дворце какой-то чиновник…
«Вот оно! — подумал Непейцын. — Кончилось наше счастливое время!» И сказал:
— Ежели так, то придется тотчас в Ступино ехать, раз от западных границ недалече, а там старики мои одни. Нынче же прикажу сборы начать… Но перед отъездом, Софья Дмитриевна…
Посмотрел на Соню и увидел, что она сидит понурясь и по побледневшим щекам без рыданий и охов бегут слезы.
— Так я и знала! — сказала она. — Так и знала… — И, закрыв лицо ладонями, уперлась локтями на стол, за которым сидела.
— Полноте, Сонечка, полноте, — заговорил он, охваченный жалостью. — Я скоро возвращусь…
А она говорила, будто сама с собой:
— Ну справедливо ли?.. Только друг друга нашли наконец-то…
Непейцын обошел стол и попытался отвести ее руки от лица.
— Не надо, не смотрите, я в слезах некрасивая, — выговорила она.
Сергей Васильевич сел рядом и привлек ее к себе. Она не сопротивлялась и вся приникла, приткнулась к его плечу.
— Значит, если я возвращусь, мы будем вместе? — спросил он и поцеловал ее волосы, темя, лоб.
В ответ она снова заплакала и крепко сжала его ладонь маленькими мокрыми пальцами.
На другой день весь Петербург говорил о том, что французы без объявления войны вторглись в Россию. Находившиеся в отпусках офицеры выезжали к полкам. В лавке, покупая чай для подарка дяденьке, Непейцын слышал разговор чиновников, будто ямские лошади разобраны на несколько дней, и порадовался, что едет на своих.
Вдова ходила с заплаканными глазами, тревожась за внуков.
— Вот теперь и поблагодарите судьбу, что зять у вас не военный, — сказал Непейцын, желая чем-то ее утешить.
— Лучше б сам воевал, а детушки по статской служили, — вздохнула она.
Накануне отъезда поехал прощаться на Пески. Тетушка прихворнула от вестей про войну и только подымалась с постели к обеду. Соня была около нее и передала через Глашу, что скоро выйдет. Прошелся по знакомой гостиной, посмотрел в окна. Сзади раздались шаги. Обернулся. Маркелыч положил на стол скатерть и, стараясь ступать на цыпочки, подошел вплотную. Оглянулся и зашептал:
— Уж вы, сударь, барыню мою поберегите. Мария Кондратьевна и я,
Вскоре Соня вывела Марию Кондратьевну, которая показалась Непейцыну дряхлей обычного.
— Вот и кончилось наше с тобой, батюшка, знакомство, — сказала она, когда после обеда Соня вышла из комнаты. — Уж я тебя в память Николая Васильевича попрошу, коли голову не сложишь. — я знаю, хоть без ноги, а тоже драться полезешь, — дай мне слово, что Соню в обиду не дашь, женишься на ней. Я тогда спокойно помру.
— Да что вы, Марья Кондратьевна!.. — начал было Непейцын, но взглянул в ее с трудом поднятое маленькое лицо, в смотревшие с надеждой глаза и поторопился сказать: — Даю честное слово! Жив останусь — около нее буду…
— Вот и славно, — сказала она и опять бессильно уронила голову, так что он видел только банты чепца. Помолчала и добавила — Да на рожон не лезь, ума в том немного. Ну, поцелуй меня, коли сумеешь, и я пойду лягу…
Непейцын приложился к чуть теплой морщинистой щеке, потом к маленькой ручке, помог подняться и довел под локоть до двери, где подхватила ее входившая в гостиную Соня.
Темнело, когда остались одни за чайным столом.
— Софья Дмитриевна, завтра рано утром я уезжаю, — начал он, — и хотел бы на прощание…
— Сядьте сюда, — прервала она, указывая на диван рядом с собой. — Не бойтесь, нынче не стану плакать. Вот вам моя рука. Буду ждать, сколько бы ни прошло дней, недель, месяцев. Ведь так же я ждала вас когда-то давно… Может, теперь дождусь… А вы берегите себя, помните, что вас ждут. И что если тогда с трудом перенесла, что не дождалась, то теперь не перенесу…
На тракте Непейцын снова возблагодарил судьбу, что едет на своих. В станционных домах неделями жили проезжие из тех, кто не спешил в армию. Случалось, что ожидали и офицеры поскромней: лошади были в разгоне.
В псковской гостинице все комнаты были заняты. Пришлось ночевать в деревне, в десяти верстах за городом. Проснувшись на рассвете, Сергей Васильевич слышал, как по большой дороге скрипели казенные обозы, топали марширующие люди. Днем не раз обгоняли полки, артиллерийские батареи и парки.
В Ступино приехали под вечер 28 июня. Дяденька, когда Сергей Васильевич его обнял, показался небывало худ и как-то зыбок. Неужто так сдал за три месяца, что не видались?
— Что делается? Без боя отступают! — сказал он вместо приветствия. — Двести верст, сказывал курьер, по нашей земле вороги прошли, в Видзах разъезды ихние показались…
— Подождите, соединятся наши армии, тогда дадут генеральное сражение. А сейчас отступать приходится, раз у них в три раза войск больше, — повторял Сергей Васильевич не раз слышанные в дороге рассуждения. — Еще Дунайская армия сюда же спешит, и сами видите, сколько полков отовсюду подтягивают…