Дорогой товарищ король
Шрифт:
Ночью, правда, случилось незначительное происшествие.
Деряба подождал, пока маркграф захрапит как следует, вылез из-под плаща, укрыл им присмотренное еще дотемна бревно и тихонько пополз к рыцарю, сжимая в кулаке острый зуб голяка. Миканор лежал неподвижно, только отблески догорающего костра играли на полированном металле панциря.
Деряба метнулся вперед, откинул левой рукой забрало и погрузил смертоносную кость внутрь шлема. Зуб голяка хрустнул и сломался. Головы в шлеме не было. В латах вообще никого не было - маркграф Миканор, Соитьями Славный, с проклятиями пытался освободить меч, застрявший в бревне,
Коварные хитрецы посмотрели друг на друга с нескрываемым уважением и только руками развели. На Миканоре тоже было что-то вроде солдатского исподнего, и они походили сейчас на двух казарменных шутников, подложивших друг дружке под простыню металлическую щетку для зачистки контактов.
А в целом ночь прошла спокойно.
Утром Миканор навязал своим спутникам в качестве завтрака уж какой-то совсем особый корешок, коему он был якобы обязан своими достоинствами. Корешок и вправду был хорош, вроде горячей сардельки. Маркграф еще раз поцокал сокрушенно языком, осмотрев подкову, потом загремел латами, водружая их на седло. Шмурло и Деряба, отойдя в сторону, наблюдали за его действиями. Когда в седле образовался пустой всадник без головы, Миканор, нахлобучив шлем, проворно вскарабкался на дерево, примерился и, словно бы складываясь в воздухе, рухнул вниз. Ноги его непостижимым образом проскользнули в кирасу через отверстие для шеи. Да что ноги! И место их произрастания, и хваленое хозяйство, и крепкая грудь, и широкие плечи - словом, все тело маркграфа моментально заполнило латы, только защитные пластины шлема лязгнули о наплечники.
– Да уж, сорок пять секунд - подъем!
– восхищенно сказал Деряба, потом поинтересовался: - А если в степи придется, тогда как?
– В степи - другой разговор, - важно ответил рыцарь.
– В степи как раз все наоборот делаешь и слово совсем другое говоришь... В степи, знаешь, степнячки...
– И сладко зажмурился.
Деряба, не желая чувствовать себя посрамленным, с места выполнил тройное сальто через голову, и они тронулись в дальнейший путь.
Вскоре им встретилось стадо голов на сорок, руководствуемое малолетним пастушком. Пастушок был пацан и пацан, он вежливо склонялся в поясном поклоне перед конным, зато коровы... Уж такие это были коровы, что полковник Шмурло еще долго все оглядывался.
– Деревня близко, - определил маркграф.
– Так что вы, друзья, начинайте.
Деряба набрал побольше воздуху.
– Берегитесь, люди знатные и простые, едет маркграф Миканор, Соитьями Славный!
Потом тот же текст провозгласил полковник, и дело пошло попеременке.
Труды их не пропали даром: едва лишь за поворотом показалась первая изба, как послышались сдержанный, суровый мужской плач и басовитые причитания. Навстречу конно-пешей группе поспешал пожилой крестьянин в полосатых оранжево-зеленых штанах и высокой меховой шапке, на которой болталась какая-то медаль.
– Здравствуй, твое сиятельство, а вот не изволишь ли откушать и выпить с дороги, а жены и девы наши все как одна ушли на ярмарку...
– Вот незадача, - сказал маркграф и подмигнул Дерябе. Потом ухватился за крышу ближайшей хижины и покинул седло.
– Врет староста, - сказал он спутникам.
– Какая нынче ярмарка, когда птица Шарах еще не выла?
Тут он вспомнил насчет подковы и потребовал кузнеца.
Староста
– Не изволь гневаться, только наш кузнец, в столице по королевскому указу побывав, как бы умом решился: закрылся в кузне с подмастерьями и кует там счастия ключи.
– Чего кует?
– удивился Миканор.
– Счастия ключи. Для воров, должно быть. Король им там какую-то волшебную песню пропел, вот он и кует. И вообще теперь в деревне он главный, а не я...
– Вздор какой, - сказал маркграф.
– Разве мало кузнецам почета и без того?
Староста только руками развел шестипалыми. Миканор велел подать себе бочку горячей воды для мытья, причем желал мыться непременно на улице, а староста дерзко доказывал, что в помещении куда удобнее и ветерком не ознобит. Но маркграф настаивал, пришлось сделать по его.
Покуда рыцарь омывал усталые члены свои, староста по-свойски объяснил Шмурло и Дерябе, что живут здесь люди беззащитные, так как барон ихний, по слухам, сгинул в Макуххе наряду с другими, иначе он ни за что не позволил бы порочному маркграфу полоскаться на глазах всей деревни.
– Мне-то что, - говорил староста.
– Я своих троих дочек запихал в погреб, а двери еще телегой подпер. Я за людей сердцем болею, хотя от маркграфа этого дети, надо сказать, бывают крепкие и удачливые, но нельзя же так-то... Вон, гляди, гляди, как глаза-то сверкают!
И верно, за окнами, за дверными щелями то и дело вспыхивали любопытствующие огоньки.
Вернулся из бочки маркграф и немедленно стал допытываться у старосты, нет ли поблизости странствующих торговцев рабами. Староста отвечал, что нет и давно не было, а есть зато трактир, где сиятельного гостя и спутников его угостят как полагается и предоставят удобный ночлег в отдельном помещении. Миканор все никак не торопился завернуться в принесенную махровую простыню, повергая мужчин в бессильную зависть. Староста под видом почтительной заботы помог ему, отчего глаза, горящие по щелям, изрядно потускнели.
Трактир был чистый и просторный, в него набилось много деревенского люда, поскольку маркграф прибыл без войска и можно было не опасаться, что погонят в шею. Женщин в трактир, разумеется, не допустили, хотя визгу было много. Крестьяне восхищались плащами из шкуры голяка; потом один из них, бритоголовый крепыш, покопался в бороде и поднес к глазам Дерябы палец с небольшим насекомым - точной копией побежденного чудовища.
– У нас-то они вон какие, - объяснил он.
– А там, за Рыхлой Водой, конечно, ему лучше не попадаться, - и казнил букашку между ногтями.
Наиболее бдительные стали требовать от Дерябы и Шмурло сведений о том, кто они такие и откуда. Маркграф горячо уверял, что оба ходят у него в пажах с раннего детства, но назвать имена затруднился и заорал, что негоже простолюдинам лезть в господские дела. Пришлось представиться самим, а Шмурло присовокупил, что оба они - советские специалисты, прибывшие работать по контракту с дружественным правительством Листорана, и всякому, кто их обидит, придется очень плохо на международном уровне.
– Тогда ясно, - сказал бритоголовый.
– Вы вроде тех, что в прошлом году через деревню проходили, брагу скоропостижную научили нас делать... Точно, вашей они породы, вот и ноздри такие же...