Досадийский эксперимент. Без ограничений. Рассказы
Шрифт:
— Спокойно, Гвен, — вмешался Батлемонт.
— Да, Андрэ.
— Ну и что мы будем делать? — вопросил Оулинг.
— Я скажу вам, что, — ответил Батлемонт. — Вы оставляете в покое нас, мы оставляем в покое вас.
— Но как насчет моей вербовки? — возопила Финнистер.
— Думаете, наша Гвен, больная или здоровая, не может решить ваших проблем? — спросил Батлемонт. — Для вашей вербовки вы используете программу, как намечено.
— Я не буду!
— Будешь! — процедил Оулинг.
— Генерал Оулинг, я отказываюсь иметь…
— Что будет, если я вывалю эту проблему
— Но… — Финнистер сморщилась, словно у нее заболели зубы.
— Собственно говоря, идея мисс Эверест звучит вполне разумно… правда, понадобятся некоторые модификации.
— Никаких модификаций, — заявил Батлемонт.
«Он так похож на Наполеона!» — подумала Гвен.
— Лишь в малых, незначительных деталях, — успокоил его Оулинг. — Из инженерных соображений.
— Возможно, — согласился Батлемонт. — Но модификации будут проводиться только при нашем одобрении.
— Я уверен, что мы договоримся, — сказал Оулинг.
Финнистер встала и повернулась к ним спиной.
— Одна маленькая деталь, — промурлыкал Батлемонт. — Выписывая для агентства счет по двойному тарифу, приплюсуйте там еще премию для мисс Эверест.
— Естественно, — согласился Оулинг.
— Естественно, — усмехнулся Батлемонт.
Когда космические вояки удалились, Батлемонт повернулся лицом к Гвен и топнул ногой.
— Ты была очень плохой, Гвен!
— Но, Андрэ…
— Отставка! — рявкнул Батлемонт.
— Но…
— О, я понимаю, Гвен. Это моя вина. Я слишком сильно тебя загружал. Но это в прошлом.
— Андрэ, ты не…
— Да! Я понимаю. Ты собиралась утопить корабль и пойти на дно вместе с ним. Бедная моя Гвенни! Это же самоубийство! Если бы ты только уделяла внимание своему телелогу и Интердреме.
— Я никому не хотела причинять здесь вреда, Андрэ. Только этим двоим…
— Да, да. Ты совсем запуталась.
— Это правда. — Гвен почувствовала, что сейчас заплачет. Она не плакала… с тех пор, как… она не могла вспомнить, когда. — Ты знаешь, я не могу вспомнить, когда я вообще плакала.
— Вот в этом-то все и дело! — воскликнул Батлемонт. — Я все время плачу. Ты нуждаешься в чуткой заботе. Тебе нужен кто-то, кто научил бы тебя плакать.
— Ты будешь меня учить, Андрэ?
— Буду ли я… — Он смахнул слезы с глаз. — Ты отправишься в отпуск. Немедленно. Я поеду с тобой.
— Да, Андрэ.
— А когда мы вернемся…
— Я не хочу возвращаться в агентство. Я… не могу.
— Вот оно что! Рекламный бизнес! Он сводит тебя с ума!
Гвен пожала плечами.
— Я… Я просто не могу встретить лицом к лицу еще одну кампанию. Я… просто… не могу.
— Ты будешь писать книгу, — объявил Батлемонт.
— Что?
— Лучшая терапия, какая до сих пор известна. Сам это однажды проделал. Ты напишешь о рекламном бизнесе. Ты вытащишь на всеобщее обозрение все грязные трюки: гипносозвучия, субвизуальные мерцающие изображения, рекламодатели, финансирующие учебники, чтобы заставить их рекламировать себя, маточные комнаты, где программируют
— Я могла бы это сделать.
— Ты расскажешь все, — уточнил Батлемонт.
— Еще бы!
— И сделаешь это под псевдонимом. Сафо.
— И когда начинается наш отпуск, Андрэ?
— Завтра. — На мгновение он вновь поддался прежней панике. — Ты не имеешь ничего против того, что я… безобразен, как свинья?
— Ты просто прекрасен! — заявила Гвен. Она пригладила его волосы поперек лысины. — А ты не имеешь ничего против того, что я умнее тебя?
— Ахха! — Батлемонт был готов замурлыкать, как котенок, от такой ласки. — Может ты и умнее меня, но зато сердце мое намного больше!
Рассказы
Гнездостроители
Жил некогда слорин с односложным именем. Верят, что он сказал: «Для каждого из нас свое место, и каждый из нас на своем месте».
В слорине, пославшем своего единственного отпрыска, необученного и неиспытанного юнца, на такую потенциально опасную миссию, как эта, должна быть толика безумия, сказал себе Смег.
Логическое обоснование его решения было ясным: ядро колонии должно сохранять своих старших ради их обширной памяти. Самому младшему в группе было логично вызваться добровольцем на этот риск. Пока…
Смег усилием воли выбросил подобные мысли из головы. Они ослабляли его. Он сосредоточился на управлении серым ведомственным «плимутом», который был заказан в правительственном гараже столицы государства. Машина требовала значительного внимания.
«Плимуту» было только два года, но дороги из красного кирпича с глубокими выбоинами сделали его по крайней мере вчетверо старшим. Все части его болтались. Пока он преодолевал изрытый колеями склон и спереди, и сзади машины, доносились разнообразные скрипы. Дорога привела в тенистое ущелье, почти лишенное растительности, и пересекла дребезжащий настил деревянного моста, соединявшего берега сухого русла ручья. Машина вскарабкалась на другую сторону через древние овраги, миновала зону чахлого кустарника и выбралась на ровное место, которое пересекла за два часа.
Смег рискнул посмотреть на молчаливо сидящего Рика, своего отпрыска. Юноша вышел из стадии куколки со сносным человеческим обликом. Нет сомнений, что в следующий раз у Рика получится лучше — если, конечно, у него будет возможность. Но он полностью уложился в семидесятипятипроцентный предел точности, установленный для себя слоринами. Было установленным фактом, что натренированные чувства видят то, что они ДУМАЮТ, что видят. Сознание склонно восполнять недостающие элементы.
Подталкивание со стороны мыслеоблака слоринов, разумеется, помогало, но это несло свои опасности. Сознание, получившее толчок, иногда развивало свои собственные силы — с ужасающими результатами. Слорины давно научились полагаться на направленную передачу узкого мысленного луча и располагаться в сеть, ограниченную довольно коротким радиусом действия луча.