Досье Дракулы
Шрифт:
Казалось, сейчас не время для обмена любезностями или вопросов о друзьях и близких. К. лишь произнесла загадочную фразу:
— Qui patitur vincit? [116]
Что ответить на это, я не знал. По счастью, никакого ответа и не потребовалось. Вместо этого К. отвела меня в угол комнаты — своего рода прихожую, отгороженную трехстворчатой ширмой из резного красного дерева, на которой, несмотря на полумрак, я разглядел знаки и письмена. Сама К. удалилась в противоположный угол и скользнула за похожую ширму. По шороху ее шелков я понял, что она переодевается. Обнаружив балахон, веревку и тапочки — все белое и примерно моего размера, — я последовал ее примеру, сняв сюртук, но оставив жилет под опоясанной веревкой хламидой. Замечу, однако, что, будь скептицизм водой, мой котелок уже почти бы выкипел, если бы я не был столь привязан к Констанции [117] и если бы не то обстоятельство, что Биллиам происходит из уважаемой семьи. Я вполне мог бы откланяться, не узнав ничего толком ни о каких-то обрядах ордена, ни о его raisons d’etre, [118] ибо сразу почувствовал, что этот орден определенно не для меня. [119]
116
«Тот, кто страдает, побеждает» ( лат.). Скорее всего, это был девиз, избранный Констанцией Уайльд при ее собственном вступлении в орден.
117
Хватит
118
Причины существования ( фр.).
119
Поскольку Стокер ни здесь, ни в других местах «Досье» не останавливается на истории ордена Золотой зари, я, воспользовавшись возможностью, сделаю это сам. Герметический орден Золотой зари был основан в Лондоне в феврале 1888 года. Местный храм был торжественно открыт как святилище Исиды-Урании № 3. Первоначально его членами были всевозможные каббалисты, розенкрейцеры, вольные каменщики, теософы и прочие оккультисты. Эти адепты имели целью совершенствование, в первую очередь свое, а во-вторых, по необходимости, и человечества в це-, лом. Этого они стремились достичь с помощью мистерий — ряда тайных обрядов-инициаций, включавших астрологию, прорицания, алхимию, гадание по звездам и т. д., с выходом в практическую или прикладную магию, — в том числе имеющих особое значение для «Досье» и данного повествования заклинаний по вызову нематериальных сущностей. Перефразируя Гамлета: «Вот в чем разгадка»(Акт 3, сцена 1. Перевод Б. Пастернака.).
Увы, я не ушел. И таким образом, продолжаю.
Констанция вышла из своего угла одетая в черную тунику, белая веревка трижды обернута вокруг талии. А вот туфельки были красными, и, когда она подошла ко мне, под черным колоколом одеяния ее ноги казались омытыми кровью. Она встала на цыпочки и накинула мой капюшон мне на голову, поцеловав в щеку и прошептав — совершенно не к месту, или так мне показалось тогда — что-то о сэре Уильяме, кажется хвалебное, после чего опустила мой капюшон и, надев собственный, вывела меня из Преддверия [120] и ввела в собственно храм.
120
Так называется прихожая.
В храме нас было двенадцать — десять адептов и два неофита (один из которых я), но я не сразу занялся подсчетом облаченных в ритуальные одежды членов ордена, поскольку все мое внимание занял сам храм.
Храм, или зал новообращенных, не поражал ни размерами, ни архитектурным великолепием. Впрочем, его архитектурный облик скрывало своеобразное убранство. Стены прятались за панелями из натянутого на деревянные рамы полотна, походившими на декорации «Лицеума». Таких панелей было семь — каждая высотой в 8 или 10, а шириной в 10 или 12 дюймов. Составленные впритык, они делали храм похожим на семиугольный шатер. От этих панелей к вершине стоявшего в центре в качестве опоры позолоченного шеста устремлялись пелены из белого шелка. Они тоже были разрисованы, хотя слово «разрисованы» не совсем точно описывает этот высокохудожественный декор, выдержанный в стиле догматов ордена.
Все было египетским. Пока я стоял, в изумлении уставившись на стены, на меня, в свою очередь, несомненно, были устремлены взгляды адептов. Осмелюсь заметить, что мой интерес к ордену Золотой зари возрос. Констанция действительно упоминала о Египте, чтобы завлечь меня в орден, но ничто из сказанного ею тогда не подготовило меня к тому, что я увидел сейчас. Зато часы, проведенные мной в библиотеке сэра Уильяма, не прошли даром, и я смог идентифицировать окружающую обстановку.
Семь шелковых пелен, которые поднимались от стен, образуя потолок, иллюстрировали Ам-Дуат, или «Книгу того, что есть в преисподней». А если точнее, на них были начертаны иероглифы и изображен посмертный путь фараона: его путешествие по царству мертвых с богом солнца Ра в ладье ночи — и его воскрешение или реинкарнация на рассвете следующего дня вместе с солнцем. Там, на носу ладьи ночи, стоял Сет, защитник мумии фараона, изображенный на потолке храма с его возносящейся душой (духом). [121]
121
То, что Стокер употребил здесь слова «душа (дух)», не случайно и нуждается в объяснении, чтобы понять упоминаемую ранее «странность». Духовность египтян принимала почти абсурдные формы. Что касается души (духа) в их верованиях, человек после смерти разделялся на следующие сущности: кхат(физическое тело), ка(астральное тело), ба(душа), юсу(дух), секхем(жизненная сила), кхаибит(тень) и рен(имя). Молитвы, обряды, ритуалы и прочие ужасные процедуры — если сомневаетесь, ознакомьтесь с подробностями мумификации у мадам Дюран — использовались для того, чтобы каждая из перечисленных сущностей была должным образом препровождена в загробную жизнь и более уже не тревожила живущих. Дело, судя по «Досье», непростое и небезопасное.
Что касается самих стенных панелей, то они были густо изрисованы изображениями божеств. Среди них выделялся Гермес-Тот, греко-египетский бог мудрости и всякой умственной деятельности, которого особенно почитали основатели ордена Золотой зари. Именно по его имени их сообщество и тайное знание называлось «герметическим». Других богов я опознал легко: Анубиса с головой шакала, Бастет с кошачьей головой, Гора с головой сокола и Хатор в виде коровы. Конечно, были представлены Исида, Осирис и Сет. Две панели целиком были посвящены их истории, а поскольку многие ее события вскоре развернутся на этих страницах, позволю себе остановиться на ней более подробно. Правление Осириса и Исиды — брата и сестры, мужа и жены — считается великим, но коротким, ибо ему положил конец их ревнивый брат Сет. Приняв облик ящера, Сет, согласно легенде, скользнул в Нил и разорвал на куски своего купающегося брата Осириса. Однако Исида, обнаружив, что эти части тела не съедены лягушками и прочими тварями, сумела собрать их воедино и оживить Осириса, а затем и зачать от него.
Заподозрив, что Сет хочет убить и законного наследника Осириса, беременная Исида спряталась в дельте Нила. Там родился ее сын Гор. Как она и опасалась, Сет все же убил его. Исида с помощью магических ритуалов вернула жизнь и Гору тоже, благодаря чему возвысилась по статусу и стала равной великому богу Ра.
Гор отомстил за отца и за себя, восстав против узурпатора Сета. Совет богов принял решение в его пользу: Гор получил корону, Осирис был воскрешен, ибо при взвешивании его сердце оказалось легче пера Маат, и назван правителем царства мертвых и судьей усопших, а Сет был изгнан в пустыню, обреченный обратиться в духа зла, врага Египта.
На стенах храма был изображен Сет, превратившийся из защитника в проклятого и совершенно утративший человеческий облик — с рылом трубкозуба и ослиными ушами. Изображение было чрезвычайно отталкивающим и, как мне представляется, еще более пугающим в свете последующих событий.
Неизгладимое впечатление, произведенное на меня убранством храма, почему-то сопровождалось учащенным сердцебиением и обильной потливостью. Мысли мои путались. Был ли я искателем, как все остальные здесь, и если так, что же я, нет, мыискали среди тайн Древнего Египта? Обещания имеющей ясную цель жизни? Дорогу к ней? Или возможность запечатлеть в письме жизни имя Господа?Конечно, никаких ответов не последовало, но эти вопросы ушли куда-то в глубь подсознания из-за того, что я увидел потом.
Вот панель, изображавшая то самое взвешивание сердца умершего, в ходе которого оценивалось достоинство его жизни. А каково будет достоинство моей жизни? Какова будет ее значимость? И если я размышлял об этом 1-го, в пятницу, то сейчас это занимает меня еще больше.
Изображение соответствовало содержанию 125-й главы «Книги мертвых», где описаны весы Анубиса. На одну чашу клали сердце умершего, на другую — перо истины, принадлежащее Маат. Осирис стоит рядом, чтобы по результатам испытания отправить покойного либо в рай, либо в ад. В последнем случае никчемное сердце скармливалось изображенному под весами Пожирателю, похожему на бабуина. Этот ритуал, взвешивание сердца, был знаком мне по моим предыдущим занятиям, но как сильно поразил он мое воображение: тут и завет Уитмена, выплывший первым делом в моем сознании, и молчаливо толпящиеся вокруг меня божества,
На полу храма были изображены стороны света, и соответственно им я описываю местоположение адептов. На восточном помосте восседали трое мужчин, одним из них был Биллиам. Их выделяло не только местоположение, но и облачение: они не имели капюшонов, но зато поверх белых балахонов на них были наброшены цветные плащи или мантии. Головные уборы имели те же цвета и представляли собой складчатую ткань, которая откидывалась со лба через голову и ниспадала на плечи. [122] На груди у каждого из этих троих красовалась пластина с изображением божества, с которым они предположительно были связаны: слева направо я узнал Нефтис, Исиду и Тота. [123] Крайний слева держал красный меч, тот, что посередине, — голубой жезл, увенчанный мальтийским крестом. У Йейтса был желтый жезл с шестигранным наконечником, но, в отличие от прочих, он не держал его в руках, ибо, очевидно, его обязанностью было записывать все происходящее. [124] Двух других человек на помосте я не знал. Оба были старше меня на несколько лет, и оба носили бороды — длинные, окладистые, — при этом тот, который находился посередине, был совершенно лыс. Однако я так и не узнал, кто они, ибо после того дня Констанция дважды отказывалась принять меня на Тайт-стрит, а когда наконец я добрался до нее, она не призналась в том, что видела что-то… предосудительное, и, расплакавшись, отказалась назвать мне имена тех, на чьи свидетельства я мог бы опереться. Задавать же вопросы молодому Йейтсу было бесполезно, ибо Сперанца, которой мне еще предстояло во всем этомпризнаться, говорит, будто ее ирландский поэт живет среди демонов и божеств, находя их в повседневности. [125]
122
Именно так выглядел немисс — знаменитый головной убор фараона Тутанхамона, однако следует помнить, что, несмотря на повальное увлечение викторианцев всем египетским, гробница Тутанхамона была открыта Говардом Картером лишь спустя тридцать четыре года после описываемых событий, в 1922 году.
123
Таким образом, Владетели храма сидели в соответствии с известными правилами ордена: слева направо это были Император, Премонстратор и Канцлер.
124
Верно: Канцлер выступал в качестве секретаря ордена. То, что им был молодой Уильям Батлер Йейтс, представляет чрезвычайный интерес и, несомненно, соответствует истине. «Мистическая жизнь, — писал позднее Йейтс, — есть средоточие всего того, что я делаю, всего того, о чем я размышляю, и всего того, что я пишу».
125
Хочется пожалеть бедного Стокера и помочь ему.
Вероятно, бородачи, о которых идет речь, были двумя из первых членов ордена. Императором, скорее всего, являлся доктор У. Уинни Уэсткотт, а лысым Премонстратором — доктор У. Р. Вудман, отставной врач и франкмасон, о котором мало что известно. Другое дело Уэсткотт, которому история приписывает создание храма ордена Исиды-Урании № 3. Его персона заслуживает большего внимания, но прежде позволю себе вкратце описать исторический фон.
Последняя четверть XIX века была временем возродившегося интереса ко всему оккультному, как бывает всегда с приближением к новому тысячелетию (достаточно вспомнить всю мистическую суету, сопровождавшую нынешний Миллениум). Однако викторианцы оказались привержены этому более, чем кто бы то ни было, ибо в жизни господствовали диктуемые королевой строгие нравы, наука уже разочаровывала и им не оставалось ничего другого, как пытаться заполнить внутреннею пустоту и ответить на стремление к Высшему обращением к сверхъестественному. Этот всплеск интереса к мистике породил множество шарлатанов и мошенников, объявлявших себя ясновидящими или медиумами, однако если кто-то из тогдашних мистиков и представлял собой действительно интересное явление, так это некая особа русского происхождения, мадам Елена Петровна Блаватская, которая в 1875 году основала в Нью-Йорке Теософическое общество.
Блаватская утверждала, будто она находится в контакте с духовными наставниками, которые открыли ей тайную, эзотерическую суть древних учений. Эти наставники — по именам Серапис Бей, Полидорус Исуренус и Джон Кинг — выбрали Блаватскую, поскольку она, по ее словам, продолжила работу Зороастра и Соломона, то есть развивала западную, или герметическую, традицию. До определенного времени это ее очень увлекало.
Однако позднее Блаватская обратилась к буддизму, заявила о предпочтении восточной традиции и объявила, что ее духовные учителя — Кут Хуми, Мория и Дэвал Кхул, посеяв разброд и шатание среди былых приверженцев-западников. Не все они соблазнились новизной, и один из них, доктор Уэсткотт, вместе с доктором Вудманом и неким Сэмюэлом Лидделом Мак-Грегором Мазерсом, основали орден Золотой зари. Последнего многие считали сумасшедшим, хотя и не лишенным харизматичности, однако его нельзя не упомянуть уже потому, что, похоже, именно он выступал в роли Иерофанта, или совершающего обряд инициации жреца, при злополучном приеме Стокера в орден.
Семь остальных адептов, все в капюшонах, сидели, занимая стратегически важные позиции по всему храму. Один был одет как я: еще один новообращенный? Второй тоже был в белом, как и не имевший капюшона Иерофант, производивший обряд. [126] Остальные были одеты в черное и неотличимы друг от друга, если не считать орудий, которые они держали, или символов, которые они демонстрировали. Констанция, например, размахивала курильницей, окуривая благовониями южную сторону храма. [127] Рядом с Констанцией — у юго-западной стены, возле панели, раскрашенной как ложная красная дверь, подобная тем, какие часто встречаются в египетских гробницах и через которые, как говорят, свободно проходят духи умерших, — сидели два адепта, несомненно, мужчина и женщина. Мужчина с оком Гора на нагрудной пластинке мне знаком не был. [128] Женщину я узнал по первой же из ее многочисленных декламаций. Это была Ф. Ф., которая высоко держала — по причинам, оставшимся мне неизвестными, — красную лампу. [129] О личностях остальных я не осмеливаюсь даже строить догадки. [130]
126
Вышеупомянутый Мак-Грегор Мазерс.
127
Констанция Уайльд здесь выступает в качестве Дадуш, роль которой заключалась в том, чтобы освящать храм огнем или, по крайней мере, ладаном.
128
Пометка на полях. Рукой Стокера написано: «Пек». Уильям Пек был астрономом города Эдинбурга, в скором времени ему предстояло основать там очередной храм — Амон-Ра № 6. Последующие события, описанные в «Досье», подтверждают, что именно Пек присутствовал в храме Исиды-Урании № 3, 1 июня 1888 года, выступая в роли филакса.
129
Кто «декламирует»? Актеры. Таким образом, очевидно, Стокер имеет здесь в виду Флоренс Фарр, актрису, которая на лондонской сцене уступала лишь Эллен Терри и идеально подходила на роль Керикиссы, совершая обряды наряду с Иерофантом. Вскоре Стокер это фактически подтвердит. Скорее всего, Фарр вовлек в орден Йейтс. В ту пору он добивался ее внимания, соперничая с Бернардом Шоу. Проиграв в этом сражении, он приступил к растянувшейся на всю его жизнь эпопее ухаживания за Мод Тонн, которая, следует заметить, возможно, сама вступила в орден одной из первых, хотя никаких свидетельств ее присутствия в день, о котором идет речь, не сохранилось.
130
Остались лишь три адепта: иереус, гегемон и столист. Из них лишь столиста можно идентифицировать с высокой степенью вероятности: скорее всего, это была Мина Мазере, в девичестве Бергсон, по-видимому давшая свое имя Мине Харкер из «Дракулы». Она родилась в. Женеве и была сестрой нобелевского лауреата Анри Бергсона и выпускницей школы искусств Слейда в Лондоне. В качестве жены Мак-Грегора Мазерса и первой из известных посвященных именно она занималась художественным оформлением третьего храма Исиды-Урании.