Досье Госпожи

Райз Тиффани

Мужчина потянул за оковы, которые удерживали его у креста.

– Могу посочувствовать, - сказал он, в его голосе не было ни малейшего намека на заинтересованность.

– И хуже сети, конечно же, был крючок.

С этими словами она полоснула по его спине когтями. Он вздрогнул и пять маленьких капелек крови появились на его плече, как красное созвездие.

– Этот чертов крюк, - вздохнула она.
– Ты можешь себе представить какая боль от крюка во рту? И потом тебя тащат за этот крюк на поверхность... жестоко.

Она опустила руку вниз и оставила еще пять полос на его спине.

– Мы одинокие, несчастные,

отвратительные, жестокие создания, мы люди, - сказал он морщась.
– Мы заслуживаем каждое наказание, которое Бог готовит для нас.

– Думаю, так я становлюсь орудием Божьей кары, не так ли? Мне даже нравится так думать. Вот еще немного кары для тебя.

Она провела когтями прямую линию вниз по его спине, оставляя четыре припухших кровоточащих пореза длиной около трех дюймов. Он задыхался от боли, а она улыбалась. Свободной рукой Госпожа потянулась к его бедру и ощутила эрекцию, прижимающуюся к ее ладони. Мерзкая и жестокая - его любимая игра. К счастью и ее тоже.

– Бедный Святой Андрей... его тоже распяли. На Х-образном, а не Т-образном. Он считал, что не достоин умереть так же, как и его Господь. Его брата Петра к этому времени уже распяли головой вниз. Он тоже не смог умереть, как Он. Они подошли очень креативно к своему распятию. Может и мы когда-нибудь творчески подойдем к этому процессу...

Госпожа оставила эту угрозу висеть в воздухе, и расстегнула его брюки. Пока она гладила его одной рукой, вторая продолжала оставлять крошечные проколы на его спине. Она сама один или два раза испытывала на себе эту пытку. Пчелы жалят больнее, но ненамного. И, по крайней мере, пчелы умирают после укуса. Такого счастья не случится с садисткой Госпожой. Она никуда не уйдет и ничего кроме еще большей боли не подарит ему.

– Я всегда размышляла о твоей любви к боли.
– Она провела пальцем от основания его эрекции до головки и опять вниз.
– С рождения мазохист? Или превращен? Природой? Воспитанием?

– Кто знает? Я не знал, что люблю это пока кое-кто не причинил мне боль в первый раз. После этого мне всегда было недостаточно. Был ли я превращен? Peut-^etre? Опять же, я не знал, что любил Каберне-Совиньон, пока не выпил первый бокал. Но вкусовые рецепторы уже были во мне...

– Думаю, не важно, как ты получил это. Оно здесь. Наслаждайся.

С этими словами она грубо обхватила его и оставила еще четыре параллельные кровавые линии на его спине.

Она сняла когти и убрала их в сторону, прежде чем полностью раздеть свою жертву. Стягивая его брюки по ногам, она укусила его за бедро, за ногу и голень достаточно сильно, чтобы остались три черных синяка. Она не могла остановиться - у мужчины были совершенные по красоте ноги.

Теперь, когда он был раздет, а его спина кровоточила, она решила показать ему немного настоящей боли. Конечно же, она травмировала кожу, из-за чего потребуются дополнительные меры предосторожности. Она открыла чемодан, в котором хранился новый флоггер из оленьей кожи - ранее не используемый. Доводя до грани клиента во время игры требовало от нее больше усилий во время и после действия. Обычно она сдирала втридорога за порез или два, но с ним, что ж, с ним был особый случай. Не то, чтобы это была халява. Цитирую босса: "Никакой халявы. Никогда".

Она встала позади него и изучила свою работу.

– Ты истекаешь кровью, - сказала она.
–

Сильно.

– Merci, - все, что он ответил, все, что она ожидала от него, все, что она хотела.

– Но это маленькие порезы. Я оставлю их, они заживут через два дня. Где тут веселье?

Она подняла флоггер и резко опустила его на его кровоточащую спину. Она ударила еще раз. И снова. Она била высоко и жестко, низко и грубо. Она добавила рубцы к порезам, синяки к рубцам. Ленты флоггера размазывали кровь и вскоре вся его спина окрасилась в ржаво-красный цвет.

После доброго, по ее меркам, получаса порки она бросила флоггер и позволила мужчине перевести дыхание.

– Ты когда-нибудь произносил стоп-слово?
– спросила она, подойдя к нему. Несколько капель смазки стекали с его члена, и она поймала их кончиком пальца.

– Non, Ma^itresse.

– Ты так сильно любишь боль? Или это гордость?

– Вы уже знаете ответ. Почему вы никогда не произносили стоп-слова с ним?

– Произносила, - поправила она.
– Но лишь однажды.

– Почему?

– Потому что, - ответила она, снова обхватила его эрекцию и сжала до боли, - он приказал мне выйти за него.

– Должно быть, он тоже мазохист, - ответил он сквозь сжатые зубы. Госпожа рассмеялась.

– Ох, у тебя еще будет достаточно времени для этого.

"Достаточно времени" подразумевало трость. Не ротанговую трость, которую она использовала, чтобы оставлять синяки размером с ладонь на задницах и бедрах клиентов. Нет, то, что ей нужно было - это маленькая трость - белая, пластиковая, длиной как палочка дирижера. На самом деле, она всегда ей напоминала дирижерскую палочку; которую она использовала, чтобы дирижировать симфонией боли.

Она начала под левой лопаткой и оставила двухдюймовую полосу на коже от удара. Неброская маленькая игрушка, никто даже не подозревает какую боль она приносит, до тех пор, пока не ощутят на себе ее силу. Надрезы лезвием менее болезненны, чем этот маленький дьявол.

– Дыши, - приказала она, и снова хлестнула его, почти на полдюйма ниже от первого рубца.
– Не забывай дышать...

– Я дышу, - ответил он, хотя, казалось, что секундой ранее задерживал дыхание.

Он терял сознание во время их сессий, особенно во время сцен с удушением. Никакого вреда, никакого нарушения границ. Обмороки, падения, рыдания, доводят до точки надлома и оставляют там смотреть в бездну - вот что происходит за запертыми дверями подземелья, когда ванильный мир не смотрит и монстры выходят поиграть. В этой комнате с этим мужчиной, только Богу она могла ответить, но Бог не задавал вопросов.

– Хороший мальчик. Отключишься со мной, и игра будет окончена. А мы ведь не хотим этого, правда? Ты еще даже не кончил. Ты примешь еще тридцать.
– Сказала она, ударяя его еще раз и улыбаясь при виде багряно-красной линии на спине, - и мы обсудим добавление чуточки удовольствия в этот микс.

– Тридцать три рубца?

– Что? Я люблю библейские цифры. А теперь заткнись и дыши.
– Она снова полоснула его, опускаясь вниз по левой стороне. К тому времени как она закончила с ним, не осталось ни одной части на его теле от шеи до бедер, которая бы не была украшена синяками, не кровоточила или не была покрыта шрамами. Он любил свои сувениры, и он всегда их так называл. Сувениры от его каникул в Аду.