Досье на Крошку Че
Шрифт:
— Чего куксишься?
— Голова болит, — отвернулась девочка.
Из всех папиных жен спокойно общаться Катя могла лишь с Тамарой. Нину девочка не помнила, Евгению просто не переносила. Впрочем, экс-супруга Игоря платила падчерице тем же, она старалась не замечать дочь мужа. Но сейчас Женя решила быть милой.
— Надеюсь, тут свободно? — улыбнулась она.
— Угу, — кивнула Катя.
Хоть бабушка и велела внучке во время церемонии изображать на лице радость, но Катя никак не могла заставить себя улыбаться.
— Ну
— Салат свежий, не пробовала? Какой вкуснее, оливье или с рыбой?
— Не знаю, — процедила Катя.
— Сама что ела?
— Ничего, — пожала плечами девочка.
— Брезгуешь, — радостно констатировала Женя и снова влила в себя порцию «беленькой». — И правильно!
— Просто не хочу.
— Сонька не нравится?
— Нормально.
— А по-моему, лахудра, — припечатала Евгения, опрокинула очередной стопарик, а затем принялась жадно поглощать разносолы.
Вскоре Катя с легкой брезгливостью отметила: бывшая жена папы, похоже, наклюкалась. Собственно, пребывая еще в роли «мамочки», она в последнее время сильно увлеклась алкоголем. Что, впрочем, не помешало ей удрапать от вполне положительного Игоря к какому-то спортсмену. Нет, бабушка права, подумала Катя, в жизни папы имелась лишь одна нормальная женщина — Юлечка.
— А где жаба? — неожиданно поинтересовалась Женя и, икнув, снова глотнула горячительного, на этот раз приложившись к коньяку.
— Ты о ком? — удивилась Катя.
— О Лидке, — заплетающимся языком пробормотала бывшая мачеха.
Катя заморгала, и Евгения уточнила:
— О мамахене Игорьковой, о лягушке и змее в одном флаконе. Вот уж в чем Соньке не позавидовать — сожрет ее Лидка, как нас всех схарчила. Пережует и выплюнет. А Игоряха, маменькин сынок…
— Не смей так говорить о бабуле! — взвилась Катя. — Сама ты жаба!
Вообще-то Катюша достаточно хорошо воспитанная девочка, она отлично знает, какие слова не следует говорить взрослым. Но у младшей Тришкиной сильно развито самолюбие, она никому не позволит себя обидеть, а тем более — оскорблять обожаемую бабусю!
— Молчи, шмакодявка! — распахнула глаза, под которыми размазалась, тушь, Женя. — Рот захлопни!
— Сама заткнись! — пошла в бой Катя.
— Ишь, разошлась «доченька», — прошипела Женя и наступила шпилькой на мысок замшевой туфельки Кати. — Получи, маленькая дрянь! Господи, сколько времени мне хотелось тебе по морде надавать… Только примечу твою кислую рожу, ладонь так и начинала чесаться! Ты, Катька, сучка! Очень хорошо знаю, что ты жабе про меня брехала. На, жри!
Женя схватила салатницу и вытряхнула ее содержимое Кате на колени. Девочка молча дернула обидчицу за юбку. Тонкий шелк лопнул, получилась здоровенная дырка, от которой в разные стороны побежали «дорожки».
Женя заорала.
Ее звонкий голос перекрыл речь тамады,
— Катюша, что случилось? — спросила она у внучки.
— Ерунда, — тихо ответила девочка.
— Господи, ты уронила на себя тарелку!
— Пустяк.
— Сейчас уберут, — засуетилась бабуся.
— Эта шлюшка порвала мне юбку, — зашипела Женя, тряся перед бывшей свекровью полой испорченной вещи.
— Евгения, успокойся, — сухо сказала Лидия Константиновна.
— Знаете, сколько костюмчик стоил? Дорогой прикид был, пока ваша внученька не постаралась: дернула со всей дури, вот ему и капут пришел.
— Как тебе только не стыдно! — с чувством произнесла Лидия Константиновна. — Небось за гвоздь зацепилась.
— Да вы у макаки этой сами поинтересуйтесь, — пошла вразнос Женя. — А ну отвечай, обезьяна, кто мне юбку изуродовал?
— Я, — твердо ответила Катя. — И еще раз с удовольствием то же самое проделаю. Сейчас заодно и кофту твою в лапшу изрежу!
— Слыхали? — торжествующе уперла руки в бока Женя. — Во нахалка, даже не отрицает!
Лидия Константиновна всплеснула руками:
— Катенька! Неужто правда?
— Да, — сквозь зубы ответила девочка.
— Уж не выпила ли ты спиртного? — испугалась бабушка.
— Нет.
— Немедленно извинись перед Женей, — велела Лидия Константиновна, — а потом сбегай в гардероб да принеси мой палантин, пусть Евгения им прикроется. Очень стыдно.
— Да, — закивала бывшая жена Тришкина и вдруг скомандовала, заикаясь от переизбытка то ли злости, то ли алкоголя в крови:
— На к-к-колени, м-м-мерзавка!
— И не подумаю! — вскочила на ноги Катя.
— Внученька…
— Молчи, бабуля!
— Катерина! Как ты разговариваешь со мной? — оторопела Лидия Константиновна.
— Вырастили х-хамку, — подлила масла в огонь милая Женечка.
— Бабулечка, — решительно заявила внучка, — я действительно разодрала ей костюм. Но сначала Женька тебя жабой обозвала, а потом мне на ногу шпилькой наступила и на колени салат вывалила.
— Не Женька, а Женя, — машинально поправила бабушка, потом спохватилась и повернулась к бывшей невестке:
— Евгения, что тут произошло?
— Она врет, — живо ответила та, — оливье сама уронила.
— Клянусь памятью мамы, — воскликнула Катя, — это она лжет, бабулечка!
Лидия Константиновна оглядела бледную внучку, потом окинула взором почти совершенно пьяную Женю и вдруг сказала той:
— Ошиблась ты, дорогая. Думаешь, она маленькая? Нет, теперь и отпор дать может.
— Вы поверили ей? — завизжала Женя.
Лидия Константиновна брезгливо поморщилась.
— Катя — Тришкина по крови, а Тришкины никогда не лгут. Впрочем, кое-кому этого не понять. Евгения, ты сильно выпила, ступай домой!