Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят
Шрифт:
Однако и польза от такой работы для Рязанова тоже была. Фильм стал для него своеобразной «лабораторией» и явился переломным. Он позволил режиссеру перекинуть своеобразный мостик от чисто жанровой, веселой комедии к фильмам не только смешным, но и печальным.
В 1965 году Рязанов наконец получил возможность приступить к съемкам фильма «Берегись автомобиля». На главные роли были утверждены актеры, не менее известные и популярные, чем двое предполагавшихся ранее: Иннокентий Смоктуновский и Олег Ефремов. Причем первого пришлось выбивать на эту роль чуть ли не с боем. Дело в том, что за год до этого Смоктуновский имел счастье (или несчастье) сыграть роль Ленина в фильме «На одной планете». Теперь же ему предлагалось сыграть пускай честного, но все же угонщика автомашин. Больше всего такой метаморфозой была возмущена министр культуры СССР Екатерина
Между тем участие такого актера в главной роли определило особенно тщательный подбор актерского состава фильма и на другие роли, вплоть до эпизодических. Итог такого подхода известен: ни одного безликого, проходного актера в картине нет. А есть целое созвездие имен: Андрей Миронов, Анатолий Папанов, Любовь Добржанская, Георгий Жженов, Ольга Аросева, Евгений Евстигнеев, Галина Волчек, Татьяна Гаврилова, Готлиб Ронинсон, Борис Рунге, Вячеслав Невинный, Донатас Банионис, Любовь Соколова и др.
Фильм «Берегись автомобиля» вышел на широкий экран в 1966 году и занял в прокате 11-е место (29 млн. зрителей). По итогам опроса читателей самого массового журнала о кино «Советский экран» лучшим актером года был назван исполнись главной роли в этом фильме Иннокентий Смоктуновский.
Следующей работой Рязанова в кино стала комедия «Зигзаг удачи». В ее основу лег действительный случай, рассказанный Рязанову и Брагинскому одним приятелем. Суть истории такова. Некий сборщик членских взносов регулярно и тайно «занимал» деньги у профсоюзной кассы. От сбора взносов до сдачи исей суммы в районный профсоюз проходило около месяца. Эту щель сборщик и использовал. На собранные деньги он покупал облигации трехпроцентного выигрышного займа. Если облигации не выигрывали, он их продавал, а деньги приносил в районную профсоюзную кассу. Если же облигация выигрывала, он брал выигрыш себе, опять-таки возвращая нетронутыми деньги членов профсоюза, и все было, как говорят жулики, «тип-топ». Эта история послужила Рязанову и Брагинскому толчком для сюжета, который они несколько видоизменили. В их сценарии сборщик (его сделали работником фотоателье) купил облигацию и выиграл по ней 10 тысяч рублей, что не осталось без внимания родного коллектива. Тут же встал вопрос: чей это выигрыш, если счастливый билет был куплен на общие деньги? Вокруг этого и разворачивались события комедии.
Фильм был снят достаточно быстро в зимние месяцы 1966 года. Однако до зрителя он шел гораздо дольше. Почему? Дело и гом, что против него ополчились советские профсоюзы, коюрые усмотрели в фильме клевету на себя. Была написана коллективная жалоба в Госкино, в результате которой фильм стали мордовать мелочными придирками и поправками. В итоге он вышел на широкий экран только два года спустя, да и то прокатывался малым экраном — то есть шел в провинции. Но, даже несмотря на это, его удалось посмотреть 23, 8 млн. зрителям.
История с этим фильмом оставила рубец на душе Рязанова и вновь (как и в 1961 году) поставила его перед дилеммой: что снимать дальше? Работать над материалом на современную тему и вновь получить по загривку или же снять нечто далекое от сегодняшних реалий? В конце концов победило последнее.
Однако желаемого облегчения эта работа режиссеру не принесла.
В качестве исходного материала Рязанов обратился к пьесе Эдмона Ростана «Сирано де Бержерак». Казалось бы, пьеса самая что ни на есть невинная: семнадцатый век, любовь и т. д. Но в процессе съемок Рязанову вдруг захотелось выйти за пределы любовной интриги и наполнить свою постановку гражданскими идеями. В качестве первого мостика к этому он задумал пригласить на главную роль человека с определенным имиджем — поэта Евгения Евтушенко. Скажем прямо, по тем временам рискованная и заведомо провальная идея. И на что рассчитывал Рязанов, поступая таким образом, непонятно. Во-первых, Евтушенко не был профессиональным актером, во-вторых, он находился в опале. И Рязанов надеялся, что свободолюбивому поэту разрешат появиться на широком экране, да еще в главной роли! Естественно, этого не произошло. Хотя Евтушенко какое-то время ходил на съемки и даже сыграл несколько эпизодов будущего фильма. Причем сыграл, по рассказам самого режиссера, прекрасно. Даже худсовет творческого объединения «Луч», в котором снимался фильм, отметил это и разрешил утвердить поэта
Надо отдать должное Рязанову, который не испугался этой депеши. Он заявил Сурину, что видит в главной роли только Евтушенко. В итоге Баскаков подписал приказ о прекращении работ и закрытии фильма. Никакие письма и звонки в ЦК КПСС, которые Рязанов и Евтушенко предприняли в те дни, положительных результатов не принесли. Рязанов был раздавлен. Тут еще на него навалились и неприятности личного характера. Первого августа он порвал мениск — коленную связку — и попал на операционный стол в Центральный институт травматологии под нож хирурга. Пока он лежал в больнице, пришло сообщение о кончине его матери. Рязанов хоронил ее нa костылях. По его же словам, это был один из самых страшных и мрачных периодов в его жизни.
История с «Сирано» пагубным образом сказалась и на творческой деятельности Рязанова. Руководство киностудии обвинило его в преднамеренном вредительстве — мол, мы ему поверили, выделили 200 тысяч рублей на подготовительный период, а он, истратив эти деньги, загубил дело на корню. После этого Рязанов оказался в своеобразном вакууме. Еще вчера v него ни на что не хватало времени, его буквально разрывали на части телефонными звонками, а теперь его персона больше никого не интересовала. Привыкнуть к этому было мучительно Фудно. Такая ситуация длилась больше года.
В 1971 году Рязанову вновь удалось вернуться на съемочную площадку. На этот раз он оставил всякие идеи снять нечто из ряда вон», взяв за основу свой с Брагинским невинный сценарий о двух пенсионерах. Фильм назывался «Старики-разчойники» и снимался вдали от столицы — во Львове. Публике комедия понравилась — в прокате 1972 года фильм занял 11-е место, собрав 31, 5 млн. зрителей. Однако для самого Рязанова фильм запомнился одним неприятным инцидентом. Дело быю так.
На одном из совещаний в Госкино знаменитый советский режиссер Марк Донской выступил с критикой ряда новых фильмов, в том числе и рязановских «Стариков-разбойников». Критика — дело обычное в любой творческой среде, но в случае с Донским все обернулось довольно неожиданно. Он вдруг заявил: «Картина не нравится и самому Рязанову. Перед начаюм этого совещания он сам сказал мне об этом». И Донской бросил в зал: «Правда, Эльдар?» Но ответом ему была тишина, потому что Рязанова на этом совещании не было. И Донской об этом знал, потому и разыграл этот спектакль.
Это заявление оказалось плодом фантазии самого Донского — ничего подобного Рязанов ему не говорил. Поэтому, когдa на следующий день Рязанову передали слова Донского, его возмущению не было предела. И его можно было понять. Работа над фильмом только что завершилась, впереди его ждала аттестация на самом «верху», присуждение категории и т. д. И в этот ответственный момент Донской наносит по картине неожиданный удар. И ладно бы он высказал только свое мнение (как говорится, насильно мил не будешь), но он приплел к этому делу и Рязанова, тем самым давая в руки чиновников от кино весомый козырь («если уж режиссер не любит свое детище, то нам, как говорится, сам Бог велел»).
В тот же день, когда Рязанову стало известно об этом выступлении Донского, он отправился прямиком к нему домой. Все у него внутри клокотало от возмущения, и он готов был растерзать пожилого мэтра советского кино буквально на куски. К счастью, этого не произошло, но супруга Донского и сам мэтр сполна вкусили от ярости Рязанова. Буквально подавив своим напором хозяина дома, Рязанов заставил его сесть за стол, взять лист бумаги и ручку и написать покаянное письмо самому председателю Госкино А. Романову. Текст этого послания гласил: «Уважаемый Алексей Владимирович! В моем выступлении на совещании от такого-то числа я заявил с трибуны, будто бы Рязанов сказал мне, что ему не нравится его собственная картина «Старики-разбойники». Так вот, я не беседовал перед совещанием с Рязановым, ничего подобного он мне никогда не высказывал. Я увлекся и произнес неправду. Приношу извинения собранию, Вам и Э.Рязанову».