Досье Сарагоса

де Вильмаре Пьер

Не нужно забывать, что Борман был одним из наиболее рьяных противников проектов немецких военных о создании в Вермахте русской армии со своими нашивками, своими флагами и другими собственными знаками различиями, в то время, когда больше половины из двух миллионов русских, ушедших на запад или попавших в плен с 1941 года, только и просило немцев взять их к себе на военную службу.

Лучше и нельзя было посеять необратимую ненависть между немцами и восточ-ными нациями, в тот момент, когда их союз привел бы к поражению коммунизма.

11.3. Настоящее бюрократическое безумие

Поддерживая и усиливая ненависть с помощью репрессий против славян

и ев-реев, Борман и Мюллер служили некой концепции будущего, которому неодно-кратно не удавалось принять четкую форму после 1945 года. Таким образом, немецкий Гулаг все больше наполнялся с 1943 года, и еще больше в 1944 году. Мы не будем тут особо говорить о тех 2–3 % людей, которых мы назовем «по-четными ссыльными», добавившихся к прецедентам в последние месяцы войны. В этих рамках Мюллер разыграл свои карты, отбеливая таким способом агентов, которые после 1945 года будут использовать сам факт своего заключения в ла-герь как аргумент, чтобы войти в фалангу «героев», благодаря которым в Евро-пе была восстановлена демократия…

Но были также и настоящие герои. Например, летом 1944 года аресты обруши-лись на сотни членов НТС, Народно-трудового союза российских солидаристов, организации, родившейся в конце двадцатых годов для борьбы против совет-ского коммунизма. Конечно, через НТС, как и через все организации русских белоэмигрантов, проникали советские агенты. Но когда Гестапо в июне 1944 года наносит свой удар в Бреслау, в Берлине, в Вене, в Польше и т. д., то те, кого бросают в тюрьмы и пытают, отнюдь не являются наемниками. Гестаповцы карают только тех руководителей этого движения, которые действительно являются русскими, украинскими, белорусскими националистами и признанными противниками Советов. Их обвиняют в антигерманской пропаганде, в выдаче государственных тайн, связях с советскими партизанами! Некоторое количество активистов пощадят…. и мы снова увидим их свободными после войны, как бы по воле случая, либо в СССР, либо просочившихся по воле КГБ в русскую эми-грацию на Западе.

(Автор лично знал некоторых руководителей НТС — Георгия Околовича, Влади-мира Поремского, Романа Редлиха. КГБ в начале 1950-х пытался ликвидировать первого, и убил некоторых других в тот самый период. — прим. автора.)

Но занимается этими ликвидациями отнюдь не Борман, а Мюллер. Борман в этот момент охвачен настоящим бюрократическим безумием. Не проходит и недели, чтобы им не было подготовлено один, два, три циркуляра. В январе распоряже-ние № 8 касается новых условий принятия в партию; документ от 18 февраля посвящен необходимости «продолжения производства мороженого, так как граждане не должны быть лишены этого удовольствия»! Это правильно, потому что у этих самых граждан осталось очень мало удовольствия во время системы карточного распределения и постоянных бомбежек. Директива № 41 разрешает отныне «приносить свою еду в гостиницы», № 114 рекомендует партийным кад-рам чтение последнего труда Ганса Ригельмана «Европейские династии и их связи с франкмасонством»; другая, датированная 31 мая, излагает «действия, которые партия должна организовать в случае вторжения»; и, несколькими неделями позже, № 227 запрещает любую эвакуацию завода или населения без категорического разрешения подписавшего.

(Интересно, что только Йозеф Вульф, автор одной из двух вышедших в 1960-х годах биографий Бормана («Мартин Борман — тень Гитлера», опубликована в Германии в 1962, во Франции в 1963) описывает эту бюрократическую горячку, ни слова не говоря, разумеется, ни о секретных делах Бормана, ни об его «склонностях» к Востоку. Другая биография, «Секретарь. Мартин Борман —

че-ловек, манипулировавший Гитлером», написанная Йохеном фон Лангом, опус-кает абсолютно все, что касается германо-советских отношений. — прим. авто-ра.)

11.4 … А также коммунистические любовницы

Еще забавнее, если бы тут только было до смеха, был циркуляр № 466 от 1 но-ября 1944 года, посвященный «разведению маленьких животных». И все это в то время, когда Борман из логова фюрера в Растенбурге пишет один или два раза в неделю длинные письма своей супруге Герде и одной из своих любимых подруг, актрисе Мане Беренс. Между тем он ежедневно принимает от трех до пяти высокопоставленных лиц Рейха. Что не мешает ему также поддерживать близкую и постоянную связь с маленькой, неприметной, но соблазнительной блондинкой, второразрядной актрисой Марией Рубах Шпангенберг.

Существование этой Марии вышло из американских архивов только примерно через сорок лет после войны, и при этом никто этим не заинтересовался. А ведь эта молодая женщина входила в секретный аппарат коммунистической партии. Она была в нем даже очень активна, как заявляла ее подруга Шарлотта Пол-лекс допрашивавшим ее сотрудникам американской разведки УСС!

Впрочем, таким же активным был также один весьма достойный профессор, Вернер Клефф, который был в контакте с разведывательными службами СССР во время войны. Больше мы об этом ничего не знаем, но даже эти знания от-крывают новые горизонты игры Мартина Бормана. Тем более что в 1945 году Маня Беренс укрылась в Восточной Германии, где продолжала свою карьеру актрисы до середины 1960-х годов.

Геббельс, закоренелый ловелас и лишенный комплексов, дебютировал в 1927 году своими завоеваниями в кругах деятелей искусства. Одну из его первых подружек — мы уже упоминали ее в начале этой книги — звали Ольга Ивановна Шкарина-Фёрстер, ставшая в замужестве Броннен вследствие «правильно устроенного» брака. Устроенного неким Н.К. Петровым, который был одним из вербовщиков советской разведки в нацистской среде. Вначале Ольга была про-сто обычной девушкой в поисках театральной карьеры. Она случайно оказалась в Берлине на улице Клостерштрассе, в театре, руководителя которого звали Йозеф Геббельс.

После этого на сцену выходит Петров. Он приглашает Ольгу, раскрывает свое происхождение этой девушке, которая воспитывалась как беженка в пригороде Берлина, так как ее семья исчезла где-то в России. Петров ловко обрабатывает ее и постепенно вынуждает стать агентом А-229. С тех пор, вместе с Бронненом, она принадлежит к кругу друзей Геббельса, часто вращается в кругу нацист-ской элиты и «предоставляет неоценимые сведения», как говорит запись в ее досье в советской разведке.

Ольга умерла еще в 1935 году от утечки газа в своей квартире, а вот Арнольт Броннен, тот все еще продолжает свои шалости в нацистском обществе. Он очень тесно связан с Геббельсом, до такой степени, что, когда в 1940 году на поверхность всплывает еврейское происхождение Броннена, то Геббельс засту-пается за него и оставляет его на руководящей должности на немецком радио.

В апреле 1945 года Броннен исчезает из Берлина, чтобы снова появиться в Ав-стрии, под защитой коммунистической сети, которая в 1946 году переправит его в Восточную Германию. Он проживет там до своей смерти, сорока годами позже, оставаясь одним из гарантов коммунистического правительства в мире искусства.

(Арнольт Броннен умер в Восточном Берлине в 1959 году. По сути, ему как драматургу и режиссеру так и не удалось добиться в ГДР полного признания, поскольку его постоянно упрекали за близость к нацистам. — прим. перев.)