Доспех духа. Ноналогия

Фалько

— Прошу меня извинить, я дам указание, чтобы принесли чай, — сказал ректор, и быстро удалился.

Пока принцессы прошли к столу, мистер Ма и любопытством изучал содержимое шкафа.

— А та техника, что показал Кузьма, она?.. — тихо спросила Чжэнь.

— Удивительная, — закончила за нее сестра. — Чтобы сломать руку мастеру, словно она из хрупкого гипса, нужно быть многократно сильней. А по объему силы Кузьма уступал тому мужчине. Прав был мастер Че, говоря, что если он подойдет к тебе близко, то можешь считать себя проигравшим.

— Если бы дядюшка Ма знал секрет этой

техники, — великий мастер оторвался от созерцания бутылок, прошел к столу и улыбнулся Чжэнь, — он был бы непобедим. Но не это самое удивительное. Матчин готов сделать прорыв и стать немного сильнее. Может быть, процентов на десять.

— Немного? — удивилась Сяочжэй. — Может, Вы хотели сказать «намного».

— Мастера укрепления тела становятся сильнее, когда совершают прорыв, — наставительно сказал мистер Ма. — Классический мастер получает силу постепенно, потому что его развитие динамично. Матчин же сдерживает этот прорыв, чтобы достичь равновесия, как я думаю. И если у него все получится, он станет сильней на треть. Для одного шага это неплохой результат.

— Как Вы это узнали? — удивленно спросила Чжэнь.

— Для меня это не сложно, — улыбка Ма стала загадочной. — Если он делает такие прорывы два раза в год, то уже к тридцати превзойдет меня в силе.

— Простите, что заставил ждать, — в комнату вошел ректор Наумов. Он прошел к одному из стульев за длинным овальным столом. — Догадываюсь, о чем вы хотите поговорить и заранее приношу извинения от своего имени и от имени Московского Института. Я уже усилил меры безопасности. Один из княжеских родов Российской Империи предоставил нам четырех мастеров, которые будут следить за безопасностью студентов. В том числе в первом корпусе женского общежития.

— Произошедшее неприятно, но мы уважаем МИБИ и не станем предъявлять претензий, — сказала Сяочжэй. — Мы пришли поговорить о молодом мастере Матчине. Он сказал, что вы заключили договор. В обмен на проведение экзамена Кузьма должен учиться у вас еще три года. Считаем это несправедливым.

— Матчин? — удивился ректор. — Да, талантливый и целеустремленный парень. Но ничего несправедливого здесь нет, это было его решение. Он хочет учиться и развиваться как мастер. Мой институт лучшее место для подобного, о чем Кузьма говорил сам. К тому же разве это интерес Империи Цао?

— Это интерес Империи Цао, — властным тоном произнесла Сяочжэй. — Мы видим, что молодой мастер, считающий Российскую Империю своей родиной, не нужен ей. Вы всеми силами пытаетесь извести его и прогнать прочь.

— Вы слишком драматизируете госпожа Цао, — покачал головой ректор. — Никто его не гонит и даже наоборот. Просто Кузьма Федорович молод и слишком торопится.

— Я поверю Вам, если ответите на один вопрос, почему он все еще не подданный Российской Империи?

Ректор задумался над ответом, хотя знал его. Точнее, он не хотел говорить правду и искал подходящие слова.

— Ответ на этот вопрос не может быть простым, — подумав, сказал он. — Род Матчиных считается угасшим и нужно время, чтобы он официально возродился.

— Мы спрашивали не об этом, — Сяочжэй слегка качнула головой, отчего шелохнулась вуаль.

— Не только

я задействовал личные связи, чтобы Матчины как можно быстрее получили подданство. Это вопрос ближайшего времени.

— Мне нужна одна минута, чтобы Матчины получили подданство Империи Цао, — отрезала Сяочжэй. — Время, которое потребуется Кузьме, чтобы поставить единственную подпись. Или Вы думаете, что в Империи Цао нет бюрократии? Ее не меньше, чем в Вашей стране. Но волей правителя бюрократы будут разбираться с бумагами и разрешениями уже после того, как он станет нашим подданным. Теперь понимаете, о чем я говорю?

— Не понимаю, что Вы хотите от меня, — развел руками ректор.

— Хотим, чтобы уговор между Вами и Кузьмой не стал препятствием, когда он захочет поехать учиться в Империю Цао.

— В Китае два великих мастера, и Вы хотите заполучить третьего?

— Третьего, пятого, сколько угодно, — спокойно сказала Сяочжэй. — И мы будем благодарить небо за такой подарок.

Сяочжэй не стала говорить, что император России поступает более чем странно, отталкивая благодать, которая сама идет ему в руки. Для нее это было просто замечательно, и если все случится хорошо, то она обязательно скажет ему «спасибо» при личной встрече.

— Кузьма Федорович хотя и талантливый, но это не значит, что он обязательно станет великим мастером, — добавил ректор.

— Если Вы сомневаетесь в этом, то, может быть, обучение в МИБИ недостаточно для раскрытия его потенциала?

— У нас говорят, не дели шкуру неубитого медведя, — ответно улыбнулся ректор. И он говорил вовсе не о том, станет ли Матчин великим мастером или нет. Он был настроен серьезно на то, чтобы всерьез отстоять парня, даже если для этого придется пойти на крайние меры и надавить на императора и пару жадных княжеских родов. Накануне Геннадий Сергеевич сильно задумался о том, чтобы привлечь влияние рода Наумовых. И если вскоре ничего не изменится, он просто возьмет Матчиных в свой род и пусть ему хоть кто-то попробует возразить.

«Мы еще поборемся за него, госпожа Цао», — подумал Геннадий Сергеевич, в голову которого пришла хорошая мысль.

Немногим ранее, Москва, Екатерининский дворец

Георгий Игнатьевич Дашков, пожилой мужчина семидесяти лет, тяжело шел по начищенному до зеркального блеска узорчатому паркету. Он бы воспользовался тростью, чем помощью молодого внука, но управляющий дворцовой службой постоянно жаловался, что на паркете остаются некрасивые вмятины. Вспоминая его недовольное лицо, князь поморщился. В коридоре возле приемной он с облегчением опустился на изящный диванчик, который под его весом жалобно скрипнул.

— Император изволит принимать иностранных гостей, — повторила женщина, сопровождавшая князя. — Как только освободиться, я Вас предупрежу.

Коротко кивнув, женщина скрылась в приемной. Внук князя, которому только недавно исполнилось восемнадцать, с интересом разглядывал богатое убранство коридора, большие картины в золоченых рамах, вазы и скульптуры на постаментах. В отличие от деда, он здесь впервые. «Ничего, — подумал Георгий, — еще насидишься на диванчике и этот вид наскучит. А потом приестся до колик в боку».