Достигая уровня смерти
Шрифт:
— Уж, не из твоего ли крупнокалиберного орудия? — Она откровенно издевалась, потому что была уверена — исход противостояния предрешён.
Я устало закрыл глаза, пытаясь успокоиться, но ничего не вышло. Когда сидишь голый и посиневший от холода, а какое-то непонятное животное открыто издевается над тобой, о каком спокойствии может идти речь?..
Если бы у меня под рукой был пистолет, не прошло бы и секунды, как мозги этой гадины вылетели бы наружу через развороченный затылок.
Но пистолета не было. Поэтому не оставалось ничего иного, как испить чашу
— Последняя раздача? — В голосе паука не слышалось радости, он просто хотел узнать, что думает крупье по этому поводу.
— Точно. — Несмотря на то, что я был по уши в дерьме, мне удалось найти в себе силы вымученно улыбнуться.
— Самая последняя.
— Рано сдаёшься, сладенький.
— Разве я сказал, что сдаюсь? — Хотя шансов на благополучный исход игры почти не было, в моей душе неожиданно затеплилась смутная надежда, похожая на детскую веру в чудо. — Я просто сказал, что эта раздача будет решающей только и всего.
Далеко-далеко, по ту сторону миллионов миров и вселенных, прекрасная женщина склонилась над бездыханным телом, запечатлев долгий нежный поцелуй на его бесчувственно-холодных губах.
— Разумеется, она будет решающей, а потом тебе предстоит мучительно долго падать в бездонную пропасть. — Глаза женщины с головой собаки сузились, превратившись в две щёлочки. — Причём всё это время ты будешь осознавать, что являешься законченным неудачником с обмороженным членом.
— Законченных неудачников не целуют королевы. — Сам не знаю, почему я привёл этот неубедительный довод, но что сказано то сказано.
Как ни странно, реплика произвела должный эффект.
— Сама королева? — совершенно спокойно и без всякого наигранного веселья поинтересовался паук.
— Скорее, снежная королева, — уточнил я, и неожиданно сам поверил в то, что произнёс.
Так иногда бывает с душевнобольными или очень впечатлительными людьми — они начинают верить в собственные выдумки. Причём чем бредовее или сверхъестественнее ложь, которую они выдают за правду, тем сильнее и отчаяннее они в неё верят.
— Ты говоришь о любви? — Подобного вопроса можно было ожидать от кого угодно только не от полутрупа-полувампира.
— Нет, я говорю только о поцелуе. Любовь — совсем другое.
— А он не так безнадёжен, как казался с первого взгляда. — Паук скорее рассуждал вслух, чем обращался к кому-то конкретному. — Думаю, эта партия ещё не окончена.
— Вы что, все с ума посходили?! — Было очевидно, что женщина и без того неуравновешенная, вне себя от ярости. — Какая может быть партия, если у меня сейчас опять будет двадцать одно, а этот обмороженный элементарно переберёт.
— Ну, зачем же ругаться? — Паук брезгливо поморщился, как будто проглотил какую-то гадость. — Здесь же общество культурных людей.
— Да, ты прав. — Она неожиданно успокоилась, но от этого стала ещё более опасной. — Мы не будем ругаться, мы просто доиграем эту игру до конца.
— Давайте доиграем эту игру до конца! — Я неожиданно решил, что порой даже в компании кошмарных галлюцинаций, порождённых передозировкой
Как и прежде, паук и вампир остановились на семнадцати и восемнадцати, а у их неуравновешенной подруги было двадцать.
— Карту? — задал я чисто формальный вопрос, потому что в «Блэк Джеке» никто и никогда не берёт карту на двадцати, так как, во-первых, в этом риске нет никакого смысла, а во-вторых, спасти от перебора может только туз. [3]
— Да.
— Ты уверена дорогая?! — Даже ко всему привычный паук был слегка удивлён этой дикой выходкой.
— Разумеется. — Она была олицетворением спокойствия. — Я уверена.
Её голос источал такую силу, а глаза буквально лучились таким безумным блеском, что я вдруг почувствовал себя тем самым неудачником с обмороженным членом, который обречён на вечное поражение даже тогда, когда единственный раз в жизни, казалось, имеет шансы на победу.
3
По правилам «Блэк Джека», в зависимости от ситуации, туз может приравниваться к одиннадцати очкам или одному. Взять туза при двадцати очках — означает набрать двадцать одно. (Примеч. автора)
— Карту, — жёстко приказала гончая, видя мою нерешительность. — Давай эту грёбаную карту!
Я сделал то, что она просила — и червовый туз лёг на две десятки.
— Кажется, ты говорил, что моё сердце будет разбито? — Она легко и непринуждённо засмеялась, на какое-то мгновение перестав быть бешеной сукой и преобразившись в нормальную девушку. — Судя по всему, червовый туз разбил твоё сердце, а никак не моё.
— Да, действительно, — паук быстро справился с удивлением, — партия оказалась на редкость увлекательной.
Так как игроки завершили все свои ходы, настала моя очередь сдавать себе карты. Уже ни во что не веря и ни на что не надеясь, чисто автоматически, я положил на пятёрку десятку, а затем ещё одну пятёрку.
Комедия была окончена. Крупье набрал двадцать, а игрок, поставивший максимально возможную сумму, имел двадцать одно.
— С какой стороны прыгать? — отстраненно-спокойно спросил я, чувствуя в глубине души обволакивающую пустоту.
— С любой, — Паук был явно разочарован развязкой, но старался не показать этого.
— Подождите! — Женщина с головой собаки считала, что победа не принесла ей того морального удовлетворения, которого она ожидала, поэтому решила слегка продлить агонию обречённого человека. — Пусть вытащит последнюю карту. Если это окажется туз, и у нас будет равное количество очков, я соглашусь на ничью — и мы проведём переигровку этого сета.
— Дорогая, но это же не по правилам! — Паук укоризненно покачал головой, всем своим видом выражая неодобрение. — У нас серьёзная компания и серьёзные ставки, а эти неожиданные новшества… они идут вразрез с устоявшимися традициями.