Достоинство

Фэйзер Джейн

Джордж взял стакан, наполненный до краев щедрым хозяином. Он залпом осушил его и вдруг увидел себя со стороны. Джулиана вконец свела его с ума, он превратился в безумца, одержимого жаждой мщения. А граф Редмайн, сам того не зная, подлил масла в огонь, когда решил запугать сэра Джорджа Риджа. Он выпустил, из бутылки страшного джинна, с которым не справиться никому на свете.

Граф остановил лошадей у своего дома. Словно по мановению волшебной палочки из-под земли вырос Тед. Он уже был наслышан об истории, которая с легкой руки кучера Джона распространилась среди обитателей дома, и теперь взволнованно

оглядывал Джулиану, чувствуя за происшедшее собственную вину.

— Позаботься о лошадях, Тед. — Тарквин спрыгнул на землю и протянул руку Джулиане, а затем Лили. Он принял из рук Квентина Розамунд, чтобы его брат спустился на землю, не обремененный своей ношей, потом вернул ее Квентину и во главе процессии направился к входной двери.

— Кэтлет, позови дворецкого, пусть отведет этим двум леди спальню. Пришли к ним горничную. И попроси Хенни немедленно прийти в апартаменты виконтессы.

— Нет, не нужно! — воскликнула Джулиана. — Будет лучше, если Хенни позаботится о Розамунд. Я сама в состоянии переодеться и принять ванну.

Тарквин взял ее за руки и перевернул их ладонями вверх.

— Ты ничего не в состоянии сделать самостоятельно, пока не заживут раны. Если ты отказываешься от помощи Хенни, я сам исполню роль твоей камеристки, — сказал он.

— Не беспокойтесь, ваша светлость, — ответила Джулиана строптиво. — Мне вовсе не нужна нянька.

— И все же тебе придется выбрать между мной и Хенни. Ну же! — нетерпеливо настаивал Тарквин.

— Я выбираю вас, — равнодушно сказала Джулиана, понимая, что Розамунд никак не обойтись без заботы и медицинских знаний Хенни.

— Очень хорошо. — Он повернулся к Кэтлету: — Позаботьтесь о том, чтобы в апартаменты леди Эджкомб немедленно доставили ванну, горячую воду, бинты, щелок, самое мягкое мыло, какое есть в доме… Квентин, ты проследишь, чтобы девушек устроили как следует?

— Разумеется.

— Пойдем, Джулиана. — Граф взял ее под руку и повел по лестнице наверх. Джулиана вяло повиновалась.

Ее спальня была залита солнцем; в многочисленных вазах каждое утро меняли цветы, и комната была напоена их благоуханием. Вид постели с белоснежным бельем, накрахмаленными простынями, пуховыми перинами и подушками подействовал на нее как магнит. Джулиана почувствовала, что кошмарные воспоминания о Брайдвеле отступают в знакомой, уютной обстановке ее спальни.

Неужели она исподволь начала относиться к дому графа, как к своему собственному? Голос Тарквина вывел ее из состояния задумчивости.

— Неплохо бы вымыться тебе перед сном. В этой грязной дыре легко подцепить какую-нибудь гадость. Например, паразитов…

— Паразитов? — Джулиана невольно потянулась рукой к растрепанным волосам и с отвращением почувствовала, что они спутаны и грязны и напоминают паклю. Так вот почему Тарквин приказал принести щелок!

— Стой спокойно и не двигайся. Лучше лишний раз не касаться твоей одежды, поэтому платье придется разрезать. — Он направился к туалетному столику, в ящике которого Хенни хранила ножницы.

Джулиана стояла не шевелясь и внутренне содрогаясь от отвращения. Она вспомнила, что Мэгги дотрагивалась до ее платья, дергала за накидку Розамунд своими заскорузлыми, грязными, пахнущими какой-то мерзостью руками. Ее вдруг затошнило. Она оттолкнула приблизившегося к ней Тарквина и бросилась к умывальнику.

Тарквин кинул ножницы на кровать и подошел к Джулиане. Его теплая рука легла ей на затылок, потом ласково и успокаивающе

скользнула по спине. Как-то отстраненно Тарквин подумал, что, если бы еще неделю назад кто-нибудь сказал ему, что он будет ухаживать за женщиной, которую выворачивает наизнанку над умывальником, он искренне рассмеялся бы в лицо тому человеку. Но Джулиана изменила его жизнь, его самого.

— Простите, — прошептала она, когда спазмы перестали душить ее. — Я не знаю, что это на

меня нашло.

В этот миг она позавидовала Розамунд, рядом с которой находилась внимательная, заботливая Хенни. Какой стыд! Ее вырвало в присутствии мужчины, человека, с которым ее связывают любовные отношения. Джулиане захотелось провалиться сквозь землю, тем не менее чувствовать на своей спине его руку было необыкновенно приятно.

— Не извиняйся, — тихо сказал Тарквин, смачивая полотенце теплой водой из кувшина. Он вытер рот и подбородок, деловито и ласково, и, когда Джулиана взглянула ему в глаза, она не заметила в них ни тени гнева и недовольства. Тарквин отложил полотенце, взял ножницы и принялся разрезать ленты и подвязки, на которых держалось платье.

Через несколько минут Джулиана была полностью обнажена. Тарквин безжалостно кромсал ее платье, потом рубашку, нижнее белье. Она сама стянула с себя чулки и бросила их на кучу изуродованной одежды, которая валялась у ее ног. Но вдруг ей стало неловко, и она пожалела о том, что отказалась от услуг Хенни. Она не знала, куда деть руки, попыталась было закрыться ими, понимая, что это желание абсурдно. Откуда вдруг такое смущение перед человеком, с которым она была так безгранично близка? Как будто он не знал каждый изгиб ее тела, никогда не касался ее кожи, как будто его губы и язык никогда не проникали в самые потаенные уголки, как будто его плоть не входила в ее лоно, как будто он не обладал ею!

Тарквин смотрел на удивление бесстрастно. Очевидно, он напросился к ней в горничные не потому, что искал близости, а потому, что искренне беспокоился о состоянии ее здоровья. Но от этого Джулиана не чувствовала себя менее стесненно. Она все на свете готова была отдать за то, чтобы сейчас рядом с ней оказалась Хенни или другая служанка. Любая женщина, принимать услуги которой она смогла бы со спокойной совестью.

Стук в дверь заставил Джулиану вздрогнуть от неожиданности и в ужасе взглянуть на Тарквина. Он протянул ей халат и жестом велел удалиться. Джулиана быстро спряталась и из своего укрытия наблюдала за тем, как в комнату вошли два лакея с фарфоровой ванной и кувшином с кипятком; за ними следовала служанка с бинтами, мылом, щелоком и целой горой толстых пушистых полотенец.

Никто из них не произнес ни слова. Никто не взглянул ни на графа, ни в тот угол, где пряталась Джулиана. Граф отошел к окну и, скрестив на груди руки, смотрел за приготовлениями к омовению. Вскоре слуги удалились, и Джулиана вышла из-за кровати.

— Сначала я вымою тебе руки и перевяжу их, — сказал Тарквин, подходя к умывальнику.

— Но как же я смогу мыться с забинтованными руками? — удивилась Джулиана.

— Я сам тебя помою, крошка, — ласково улыбнулся Тарквин, совсем как прежде, когда они в последний раз были вместе: тогда Тарквин показался ей необыкновенно близким и исполненным самых высоких чувств человеком. Тогда, казалось, ей удалось заглянуть в его сердце. О чем он думает, что чувствует теперь? Джулиана была в полнейшем замешательстве. Тарквин указал ей на табурет около умывальника: