Достояние леди
Шрифт:
Но Сергей Соловский беспокоился за сына. Когда Валентин получил свое первое назначение в МИД, отец впервые решился высказать ему свои опасения. Это было после семейного ужина, устроенного на даче в честь выхода Валентина на престижную работу. Они гуляли вдвоем по тенистым аллеям и Сергей говорил:
– Не будь слишком честолюбив, Валентин. Ты рискуешь остаться без любви в этой жизни. Пойми: любовь – это единственное свободное чувство, которое все еще разрешено в России, а что может быть важнее любви?
– Что ты, что ты, папа, – растерянно проговорил Валентин. Но все же он твердо знал: главное для него – карьера. Он должен был прийти к власти. Во что бы то ни стало. У него были все данные для того,
Казалось, ничто не препятствовало планам Соловского. Он быстро продвигался по службе. Валентин использовал заграничные командировки для того, чтобы изучать слабые места враждебного лагеря. Он знал: эти наблюдения еще пригодятся ему в будущем.
Когда три месяца назад отец позвонил ему в Вашингтон и сказал, что он должен немедленно приехать в Москву по срочному делу, Валентин был очень удивлен. Удивление лишь возросло, когда Сергей объяснил сыну, зачем он вызвал его в Россию. На рынке наконец появились драгоценности Ивановых. Москва распорядилась немедленно найти продавца и доставить его в Россию. Шеф КГБ Борис Соловский, который был назначен на заседании Политбюро руководителем операции, решил поручить непосредственное ее проведение своему племяннику Валентину.
– Но почему именно я? – пытался возразить Валентин, меряя шагами отцовский кабинет в Кремле. – Неужели у КГБ не хватает своих людей?
Отец как-то странно посмотрел на Валентина и сказал.
– Видишь ли, Валя, это дело необычное, я бы сказал, деликатное. Американцам известно, зачем нам понадобился владелец изумруда. Поэтому нам нужен такой человек, как ты. Ты дипломат, можешь свободно путешествовать по всему свету, не привлекая к себе лишнего внимания спецслужб. Более того, ты можешь принять участие в торгах и постараться купить камень. Но не думай, что ты будешь действовать в одиночку—люди Бориса знают свое дело: они тоже займутся поисками «Леди». Короче, завтра же ты сможешь обсудить все детали с Борисом. – Сергей Соловский вытянул вперед руку, показывая, что вопрос решен окончательно. – А сейчас я собираюсь в концертную студию «Останкино». Там будут снимать заключительный концерт конкурса молодых исполнителей. Поехали вместе?
Всю дорогу в «Останкино» они ехали молча. Валентин понял, что у отца были достаточно веские причины молчать: ни шоферу, ни бронированному «ЗИЛу» нельзя было доверять. Где гарантия, что вездесущие люди Бориса не подкупили водителя и не напичкали «жучками» лимузин? В Кремле не привыкли доверять… По приезде в телецентр Сергей отпустил шофера, сказав ему приезжать через два часа.
По окончании концерта Сергей предложил сыну прогуляться по парку имени Дзержинского. Они перешли дорогу и углубились в старый сад.
– Мне нужно с тобой серьезно поговорить, – сказал Сергей, когда они отошли подальше от центральной аллеи. – Не думал я, что придется кому-нибудь открыть эту тайну. Я хотел, чтобы она умерла вместе со мной. Твой дед так никому об этом и не рассказал.
Валентин удивленно посмотрел на отца.
– Ты наверное, обращал внимание на то, что мы с братом совершенно не похожи, – начал Сергей. – Теперь я могу открыть тебе всю правду. Я не родной сын Григория Соловского. Он усыновил меня, когда мне было шесть лет.
– Усыновил? – воскликнул Валентин и замер на месте. – Впрочем, меня это нисколько не смущает. Какая разница, кто твои настоящие родители? Ты был воспитан дедушкой Гришей и, самое главное—ты
– Это смущает Бориса, – спокойно заметил Сергей. – Он с детства был туповат, неспособен в учебе – всегда мне завидовал. Он видел, как сильно мы отличаемся. В возрасте шести лет я уже свободно говорил по-английски и по-французски – как настоящий русский аристократ. Я всегда был лучшим учеником в классе – учителя были довольны моими успехами. Борис все время завидовал мне, а я… я боялся его. Ты сам знаешь, какой это жестокий, подлый человек. Психопат. – Сергей Григорьевич повернулся к Валентину. – Я хочу, чтобы ты понял: Борис наш общий враг. Твой и мой. Для него существует только черное и белое—никаких полутонов. И тех, кого он хочет убрать с дороги, он просто убивает.
Они шли под вековыми дубами. После минутной паузы Сергей продолжил:
– Больше всего раздражало Бориса, что Григорий Константинович никогда не говорил, кто я, откуда. Он ограничивался тем, что называл меня беспризорником, подобранным на станции. Борис с самого начала подозревал, что я дворянский сын. Как только у него появилась возможность, он начал наводить справки… Если бы ему стало ясно, кто я такой, он имел бы все основания расправиться со мной. – Сергей тяжело вздохнул. – Всю жизнь я иду по канату, протянутому над пропастью. Позади – моя прошлая жизнь, впереди – настоящая. Увы, я так и не стал до конца другим человеком. Я разрываюсь на части: с одной стороны, я не могу забыть детство, которое у меня отняли, с другой – я верен той системе, которая меня воспитала. И каждый раз, стоило мне покачнуться, на горизонте появлялся Борис, готовый подтолкнуть меня в пропасть. Я решил никогда не жениться. Я подверг бы слишком большому риску свою жену – это было бы нечестно по отношению к ней. Стоило им узнать, кто я такой на самом деле, меня бы немедленно уничтожили. Но судьба решила иначе: я встретил твою мать и полюбил ее. Мне было уже много лет.
Я успокаивал себя тем, что, если до сих пор Борису не удалось выяснить, кто я такой, он уже никогда не узнает этого.
Борис пришел на нашу свадьбу в приподнятом настроении, – продолжил Сергей. – Он все время шутил, смеялся, произносил тосты. Никогда я не видел брата таким веселым. Когда мы отправлялись в свадебное путешествие, он передал мне запечатанный конверт.
– У меня для тебя небольшой сюрприз, – сказал он, хитро улыбаясь. Он выдержал паузу и добавил: – А может быть, не Сергей? Может быть, звать тебя Алексеем?
– Никогда не забуду этот момент. Борис зловеще расхохотался. Это был смех сумасшедшего, смех маньяка. Впрочем, он действительно больной человек. – Сергей Григорьевич перевел дыхание. – В конверте была фотография моего настоящего отца.
Отец и сын продолжали путь по тихой аллее, и Валентин никак не мог понять, почему фотография настоящего отца, то есть его деда, имела такое большое значение для шефа КГБ.
– Мне стало ясно: Борис все знает, – произнес Сергей. – И вот с того самого дня, с нашей свадьбы, я ждал удара… Ждал днями, неделями, месяцами. Я был похож на несчастного приговоренного, который уже положил голову на плаху и теперь дожидается лишь удара топора. И вот наконец до меня дошло, почему топор так долго не опускается: Борис знал, кто я такой. Знал, но не имел доказательств. Моего сходства с изображенным на той старой фотографии человеком – ты тоже очень похож на него, Валя, – было недостаточно, чтобы убедить руководство страны, что в их ряды затесался потенциальный враг. В конце концов, это могло быть простое совпадение, а выступая с инициативой против меня, Борис поставил бы под угрозу свою собственную карьеру. Ему до сих пор требуется это доказательство. Он постоянно носит в своем бумажнике дубликат этой старой фотографии. Он знает, что мне это известно, а я знаю, что он до сих пор ни о чем не забыл.