Достояние леди
Шрифт:
Услышав, как дорого стоят билеты, Роза остановилась перед самыми ступеньками. Немного подождав, она уверенной походкой подошла к одному из хорошо одетых молодых людей, спрашивавших лишний билетик, и предложила ему свой билет на первый ряд. Молодой человек пытался было сбить цену, но Роза была непреклонна. Через несколько минут она стала счастливой обладательницей дешевого билета на галерку и поимела навар в пятьдесят долларов. Облегченно вздохнув, Роза направилась к входу.
Розе досталось место в самом уголке галерки, но отсюда была хорошо видна сцена, и Роза нисколько не расстраивалась. Рядом с ней сидели такие же, как она сама, зрители – бедно одетые,
Свет в зале погас, оркестр закончил увертюру и начал исполнять одну из новых мелодий Джерома Керна; занавес медленно поднялся, и взорам сотен зрителей предстал дворец из сказок «Тысячи и одной ночи»: сцена светилась золотыми и медными сосудами, танцовщицы были одеты в костюмы одалисок – полупрозрачные короткие шаровары и золотые безрукавки, на украшенном драгоценными камнями троне восседал халиф в огромной чалме, за его спиной замерли шесть пар невольников в высоких головных уборах с перьями и кривыми саблями в руках. Натуральные восточные ковры придавали сцене какой-то особенный таинственный дух. В изящных курильницах, стоявших вдоль рампы, дымились восточные благовония.
При виде этой красоты у Розы, как, впрочем, у всей остальной публики, дух захватило – никогда она не видела ничего подобного. На несколько часов Роза Перельман сделалась невольницей Флоренца Зигфельда, его великого таланта, позволившего ей хотя бы на короткое время подняться над суетой. Зигфельд отлично знал, что именно требовалось публике. Никто не мог выполнить эти требования так, как он… Благодарные зрители щедро оплачивали труды великого маэстро шоу-бизнеса.
Роза от души смеялась над проделками Фэнни Брайс, аплодировала братьям Аркос. В перерыве она осталась сидеть в зале, внимательно изучая программку. Мисси должна была выступать в самом начале второго действия. Само собой разумеется, что в программе было написано «мисс Верити», но Роза прекрасно знала, что за этим громким именем скрывается ее старая подруга.
Роза купила у сновавшего между рядами мальчишки коробку шоколадных конфет и спрятала ее в карман пальто – надо и детишек чем-то порадовать. Крепко сцепив руки, Роза ждала начала второго действия. Она молила Бога, чтобы Мисси сделала все как нужно, чтобы она не ошиблась, не оступилась. Как это трудно – выступать перед таким большим залом, думала Роза…
Наконец, свет погас. Оркестр заиграл какую-то неровную мелодию – тихую, медленную и вместе с тем ритмичную. Медленно поплыл вверх тонкий голубой занавес, и зрителям предстало подводное царство. Танцовщицы в легких бирюзовых накидках плавно кружились вокруг огромной серебристой раковины, стоявшей посреди сцены. Другие девушки, с золотистыми чешуйчатыми русалочьими хвостами, в фантастических головных уборах из перламутра, раскачивались на необычайного вида качелях, сделанных в форме древнего корабля. Оркестр играл все громче и громче. Огромная раковина раскрылась; взорам публики открылась гигантская жемчужина. Через какое-то мгновение она раскололась пополам – внутри стояла Мисси. На ней был легкий серебристый наряд, она стояла, широко раскинув руки, отбросив голову назад, ее роскошные волосы были распущены и ниспадали до самой талии.
По залу пронеслись крики
Роза смахнула с ресниц слезы. Странно, смешно, но она плакала от восторга. Потрясенные зрители, забыв о том, что представление продолжается, шептались, превознося Зигфельда и Верити Байрон – самую красивую из всех его артисток – стройную, как кипарис, хрупкую, как лунный свет, заливавший сцену. Розе очень хотелось закричать на всю галерку: «Это моя лучшая подруга! Я знаю ее как облупленную!», но она все же сдержалась. С нетерпением ждала она окончания представления, чтобы пробиться к Мисси за кулисы и поздравить ее с потрясающим успехом.
В заключительной сцене Мисси чинно прогуливалась по сцене в фиолетовом платье с кринолином а ля Мария Антуанетта. В правой руке она держала огромный веер из страусовых перьев, а левой прижимала к груди крошечную собачку чихуахуа…
Едва опустился занавес, Роза со всех ног бросилась с галерки вниз, на улицу, и, обойдя здание театра, оказалась у служебного входа. Там уже выстроилась целая очередь из модно одетых мужчин: все они были в элегантных пальто, шелковых шарфах и шелковых шляпах… Швейцар принимал у них «записки» для девушек. Розе показалось, что некоторые «записки» очень напоминают футляры для драгоценностей…
– Эй, господин швейцар, – крикнула Роза, пробиваясь поближе к входу. – Передайте, пожалуйста, мисс Верити Байрон, что к ней пришла ее подруга Роза.
Окинув ее безразличным взглядом, швейцар стал снова принимать «записочки» поклонников, аккуратно сортируя их по именам адресаток и не забывая при этом взять плату за услуги почтальона – Роза хорошо видела, как некоторые мужчины совали ему в карман десятидолларовые бумажки.
– Послушайте! – повторила она сердитым тоном. – Вы что, оглохли? Я же ясно сказала: передайте Верити, что ее хочет видеть подруга. Меня зовут Роза Перельман.
На этот раз он даже не повернул головы. Роза уперла руки в боки и собиралась было высказать наглому вышибале все, что она о нем думает, но, заметив на себе любопытные взгляды нескольких молодых людей в шляпах, решила не устраивать скандал – ведь это могло дурно отразиться на репутации Мисси…
Придется ждать, когда Мисси сама выйдет. А может… Улучив минуту, когда швейцар отвлекся на очередную сделку, она бесшумно скользнула за его спиной к служебному входу и для верности еще бежала некоторое время по грязному коридору.
– Эй! – окликнула она проходившую танцовщицу. – Как мне найти Верити Байрон?
– По лестнице, третья комната направо, – ответила та, продолжая идти.
Дверь была усеяна серебряными звездами, висела табличка «Девушки Зигфельда», и когда она открыла эту дверь, ее глазам они все и предстали, все двенадцать – хохочущие, говорящие разом, в нарядных шелковых платьях предвкушавшие праздничный вечер. В центре стояла Мисси, к ней лезли с поздравлениями, обнимали, целовали, воплями встречая все новые записки, уже завалившие туалетный столик, и букеты цветов.