Так вот же он —всегда невидимый наш собственный Иуда! За семью воротами он прячетсяи семь ратей себе откормил в услужение. Его воздушные машины поднимаюти, от мехов и кости черепаховой тяжёлого, на Елисейские поля и в Белые дома его относят.Не имеет он речи родной, потому как все речи – его. И жены не имеет, потому как все жёны – его:о, Всемогущий! Простаки восхищаютсяи сквозь блеск хрусталя улыбается чернорубашечник и тигрицы господ Ликабеттских дрожат перед нимполуголые! Но не будет пути, чтобы славу о нём донесло
до грядущего солнцеИ Судного дня никакого не будет ему ибо мы – Судный день, братья мои, это мыи наша рука – та, которая обожествится, в лицо ему сребреник бросив!
X
В лицо мне смеялись юные александрийцы:посмотрите, сказали они, вот наивный скиталец столетия! Бестолковыйтот который один веселится, когда все мы дружно рыдаем а если мы все веселимся —один без причины он хмурится. Перед нами вопящими он безразлично идёти всё то что невидимо нам ухо к камню прижавв одиночестве он созерцает. Тот, который друзей не имеетни даже сторонников только плоти своей доверяети великого таинства ищет в колючих зарослях солнца тот которыйбыл с торжищ столетия изгнан! Потому что ума не имеети из плача чужого не смог сколотить состояния и на куст среди наших тревог полыхающийлишь мочиться способен. О, антихрист бесчувственный и заклинатель столетия!Тот который когда мы скорбим солнце поёт.И когда насмехаемся мыслью цветёт.И когда перемирие мы объявляем нож достаёт.В лицо мне смеялись юные александрийцы!
7
Вот этот мир наш этот наш мир для всех единыйВ пыли и в солнечном огне в толпе и на заутренеСозвездья ткущий в небесах и мхом одевший древесаВ потере памяти и на подходе сновиденийВот этот мир наш этот наш мир для всех единыйКимвал, кимвал звенящий свысока и напрасный смех издалека!Вот этот мир наш этот наш мир для всех единыйНасильник родниковых струй грабитель наслажденийОн под Тайфунами стоит над водами ПотоповКрюковат он горбат и лесист и огнистПо вечерам с сирингами и по утрам с формингамиСреди щебёнки городов с лугами вместо парусовНаш широкоголовый и наш длинноголовыйПриволен он безволен онОн сын Хагит и Соломон.Вот этот мир наш этот наш мир для всех единыйВ отливе в исступлении в стыде и в помраченииЗодиакальный часовщик и покоритель сводовНа край эклиптики он мчит и сколько длится КосмосВот этот мир наш этот наш мир для всех единыйЗапев походного рожка, рожка и напрасный дым издалека!
Чтение четвёртое. Пустырь с крапивой
В один из бессолнечных дней той зимы, субботним утром, множество мотоциклов и автомобилей оцепило маленький квартал, где жил Лефтерис, с худыми жестяными окнами и сточными канавами вдоль дорог. И, перекрикиваясь грубыми голосами, вышли люди с лицами, отлитыми из свинца, и прямыми, точь-в-точь как солома, волосами. Приказавшие всем мужчинам собраться на пустыре, заросшем крапивой. Были они вооружены с головы до ног, и низко наклонённые стволы смотрели в толпу. И нешуточный страх охватил наших ребят, потому как почти у каждого из них нашлась бы какая-то тайна, в кармане или в душе. Но другого пути не было, и скрепя сердце каждый занял место в шеренге, а люди в низких чёрных ботинках, со свинцом на лицах и соломой в волосах размотали колючую проволоку. И распороли надвое облака, так что полился дождь со снегом, и челюстям было непросто удерживать зубы на месте – не ровён час выскочат или сломаются.
Тогда с другой стороны начал неспешно приближаться Некто-Лишённый-Лица: он указывал пальцем – и покрывались мурашками цифры на огромных ангельских часах. И напротив
кого ему случалось остановиться, того немедленно хватали за волосы и волокли по земле, топча и пиная. Так пришла минута, когда он остановился и напротив Лефтериса. Но тот не шелохнулся. Только медленно поднял глаза и сразу отвёл их так далеко – далеко в своё будущее, – что стоящий напротив ощутил толчок и качнулся назад, чуть не упав. И, взбешённый, приподнял свою чёрную тряпку, чтобы плюнуть Лефтерису в лицо. Но Лефтерис снова не шелохнулся.
Тут Главный Чужак с тремя лычками на воротнике, который шёл следом, уперев руки в бока, рассмеялся: посмотрите только, сказал он, посмотрите только! Вот кто у нас, оказывается, хочет изменить мир! И, не разумея, какую правду он, несчастный, только что произнёс, три раза хлестнул Лефтериса плетью по лицу. Но и в третий раз Лефтерис не шелохнулся. Тогда, ослепший от того, сколь ничтожное воздействие произвела сила его руки, сам не сознавая, что делает, он выхватил револьвер и громыхнул в упор Лефтерису в правое ухо.
И наши сильно перепугались, и побледнели люди в низких чёрных ботинках, со свинцом на лицах и соломой в волосах. Потому что сотряслись жалкие хибары вокруг, и во многих местах попадали листы толя, и стало видно, как вдалеке, за спиной у солнца, на коленях рыдают женщины посреди пустыря, покрытого крапивой и густой чёрной кровью. А огромные ангельские часы били ровно двенадцать.
8
Сдерживая слёзы влажными глазамипосмотрел в окно яИ промолвил тихо на деревья глядябелые от снегаДаже их однажды обесчестят, братья,и спасенья нет имЛюди в чёрных масках в глубине столетийим готовят петлиВпиться в день зубами и не брызнет струйкаизумрудной кровиЗакричу в воротах и подхватит эхозлую грусть убийцыВот ядро земное показалось в недрахс каждым днём темнееИ лучи полудня посмотрите – сталицепкой сетью Смерти!В траурных одеждах горестные жёныматери и девыПрежде у криницы вы водой поилижаворонков божьихПолную пригоршню не забыла гибельподнести вам тожеВам тащить наружу из глухих колодцевголоса убитыхСтолько не охватят ни огонь ни жаждасколь народ мой страждетНа фургоны грузят урожай Господеньгрузят и увозятВ городке безлюдном остаётся толькота рука что будетЯрко-алой краской выводить на стенахХЛЕБА И СВОБОДЫНочь сошла на землю здания померклии душа во мракеНе услышат стука к чьим дверям ни брошусьпамять рвёт на частиПовторяет Братья чёрный час приходитвремя вам покажетРадости людские растравили яростьдремлющих чудовищСдерживая слёзы влажными глазамипосмотрел в окно яЗакричу в воротах и подхватит эхозлую грусть убийцыВот ядро земное показалось в недрахс каждым днём темнееИ лучи полудня посмотрите – сталицепкой сетью Смерти!
XI
Где бы ни были вы, я кричу, мои братьягде бы ваша нога ни ступала но пробейте источник себеМаврогениса новый источник. Струи доброй водыи из камня полудня рука та которая солнце несёт на открытой ладони.Как прохладный родник, рассмеюсь я тогда. Речь не знавшая лжигромогласно прочтёт мои мысли чтобы стало разборчивым почерком сердце моё.Не могу ничего и деревья мои ослабели от висельных петельи чернеет в глазах. Нету силы терпетьи мои перекрёстки знакомые сделались мне тупиками. Сельджуки с дубинками нас стерегут.