Дотянуться до звезд
Шрифт:
Алан толкнул его к стене.
— Не глазей на них, когда мы говорим о Джулии, — резко сказал Алан.
— Отвали, — сказал Тим, отпихнув Алана.
— Она твоя дочь, — сказал Алан. — Тим, она может умереть.
— Не смей, — разозлившись, сказал Тим. — Не смей меня обвинять.
— Ты должен ей помочь. Неужели ты не хочешь? Или ты думаешь, что, если откажешься помочь ей, сумеешь заткнуть голос своей совести?
— Смерть стала бы для нее избавлением от мучений, — сквозь слезы прошипел Тим.
—
— Ее мать. Стоило мне уехать из города, как ты сразу же получил, что хотел, — брызжа слюной, заговорил Тим. — Ты заполучил Диану. Наверное, теперь ты ее герой. Поэтому можешь засунуть свое высокомерие куда подальше. Ты же врач — так почему ты сам не достал кровь второй группы?
— Я хотел получить ее у тебя, — сказал Алан.
Тим потряс головой. На его шее вздулись вены, и он тяжело дышал, словно после долгой погони. По щекам у него струились слезы.
— Я не дам свою кровь. Ты это хотел услышать, не так ли? Чтобы почувствовать свое превосходство? Я против этого. Я не таскаюсь по врачам, да я вообще не был в больнице со дня смерти Нила. И мне плевать на твое мнение. Мне наплевать, что ты думаешь, что я суеверен или просто дурак. Тебе ясно, Алан?
— Да, Тим, — сказал Алан, опустив руки. — Ясно.
— Ну и хорошо.
Толпа закружила их и оттолкнула друг от друга. Горизонт медленно поглощал закат, превратившийся из красного в багровый с матово-золотым оттенком. Алан помнил, что для лета было довольно-таки прохладно. Стоя на тротуаре, он наблюдал за тем, как его брат сделал пару шагов назад, а затем побрел обратно в бар.
Возможно, Тим был прав. Может быть, Алан всего лишь хотел потешить свое самолюбие. Почему-то он знал, что Тим не согласится сдать свою кровь. Спасение Джулии не имело для него никакого значения. Он уже отказался от нее; и зачем ему спасать ей жизнь? Но внезапно он обнаружил в себе еще кое-что помимо альтруизма, заставившего его примчаться в Ньюпорт.
Выяснилось, что он был способен испытывать ненависть к брату. Своей плоти и крови. Утопив педаль газа в пол на шоссе № 138, он крепко сжимал руль и от всей души ненавидел Тима. Потому что тот оказался трусом, повернувшимся спиной к собственному искалеченному ребенку. Алану было мучительно стыдно за родство с взрослым Тимом Макинтошем. В нем не осталось ни капли сходства с мальчишкой, вместе с которым Алан рыбачил на песчаных берегах Кейп-Кода.
Сейчас, десять лет спустя, Алана обуревали те же самые чувства.
Наконец-то все договоренности были достигнуты. Диана с Джулией дожидались рейса на Хоторн, а Люсинде и Эми предстояло отправиться домой в их огромном трейлере. Диана была как на иголках. Она не могла понять, что ее путало больше — опасение за жизнь Джулии или мысль о том,
— Ты сомневаешься в моих водительских способностях? — спросила она.
— Вовсе нет, — ответила Диана. — Но вдруг произойдет что-то непредвиденное. Ведь вам так долго ехать. Со мной у нас было два водителя — на тот случай, если бы с одной из нас что-нибудь случилось. А если ты устанешь? Или еще хуже — затеряешься в какой-нибудь глуши?
— Я буду рядом, — сказала Эми. — Обещаю болтать без умолку и поить ее галлонами кофе.
— Мы справимся, любимая, — сказала Люсинда, взяв лицо Дианы в свои ладони. Диана сквозь слезы смотрела в глаза матери. — И ты тоже.
Эми собирала вещи Джулии, и когда она позвала Диану проверить содержимое сумки, Диана пошла к ней. И вот в аэропорту, на автостоянке возле «виннебаго», Люсинда осталась наедине с Малаки Кондоном.
— Значит, вы и есть тот знаменитый наставник, — сказала она.
— Меня называли и похуже, — проговорил он.
— Наставник братьев Макинтошей, — сказала она. — Из одного вышел толк.
— Не напоминайте, — ответил он. — А то мне еще больше захочется на хрен открутить башку второму.
Люсинда от изумления разинула рот.
— Прошу прощения, — сказал он, увидев ее реакцию. — Сегодня столько всего стряслось, и я немного не в себе.
Они разглядывали друг друга. Люсинда не имела привычки оценивать незнакомых людей, но Малаки показался ей вполне достойным. Он был высоким и крепко сбитым — то, что Эммет называл настоящим мужчиной. Его глубоко посаженные голубые глаза одновременно лучились внутренней силой и в чем-то раскаивались.
— Не переживайте, — сказала она.
— Ну что вы, — покачав головой, ответил Малаки. — Я ужасно переживаю. Понимаете, девяносто пять процентов моего времени мне даже не с кем поговорить, кроме дельфинов. Поэтому появляются дурные привычки. Моя дорогая жена, Бриджит, сейчас устроила бы мне взбучку за сквернословие в обществе дамы. — Запустив руку в нагрудный карман, он вынул оттуда аудиокассету. — Примите в знак добрых намерений. Теперь вам будет что послушать по пути домой.
— Спасибо, — с улыбкой ответила Люсинда, взяв кассету.
— И еще, — сказал Малаки. — Я любил этих ребят. Обоих. В каком-то смысле любить Тима было намного легче. Он настолько безалаберный, что вы не можете не преисполниться к нему сочувствием.
— Я могу, — сказала Люсинда.
— Я пробовал убедить его приехать в Галифакс вместе со мной, — сказал Малаки. — Но я зря старался.
— Сегодня? — возмущенно спросила Люсинда. — Тим здесь? В Новой Шотландии?
— Был, — ответил Малаки.